– Эх, Саня! – Казарян поднялся, махнул рукой. – Пошли назад. Пить, так пить!
Опять затихло. Не до конца пьяное большинство почтительно наблюдало за тем, как трезвый Олег Торопов настраивал гитару. Рядом с ним, нежно прижавшись виском к его плечу, присоседилась взгрустнувшая Жанна, видно, она и уговорила Олега петь. Он, взяв всей пятерней гулкий аккорд и удовлетворившись звучанием, спросил у публики:
– С чего начнем?
– С «Самовара», – быстро приказала отряхнувшаяся от грусти Жанна.
– С «Самовара», так с «Самовара», – покорно согласился Олег и, ударив по струнам, хрипло и страстно начал: – «Деревянный самовар, деревянный самовар…»
И тут же замолк, потому что резко вставший из-за стола писатель Владислав Фурсов удалился из номера, демонстративно хлопнув дверью, с треском, так, что содрогнулось помещение.
– Не любят, – констатировал Олег и без паузы начал песню снова.
Этой песни Смирнов еще не слышал.
…Всегда хотелось создать нечто большое, красивое и полезное, чем можно осчастливить человека. Нет ничего более красивого, чем самовар. Нет ничего более полезного, чем чай из самовара. Решили строить такой самовар, чтобы все люди мира могли напиться из него. Вокруг были густые леса, и поэтому стали строить из дерева. Строили долго, преодолевая каждодневно возникавшие трудности, строили героически, днем и ночью, строили с гордостью, ведь больше этого самовара никто не сможет построить, нигде и никогда. Уже ясно просматриваются контуры будущего чуда, уже приступили к главному – к росписи самовара, отражающей и воспевающей героическую эпопею создания его, но дел так много, что пока некогда заняться проблемами второстепенными: как разжечь этот самовар и как вскипятить в нем воду для вселенского первого чая…
– Деревянный самовар, деревянный самовар… – тихо закончил песню Олег. Помолчали. Потом Жанна спросила:
– А теперь что-нибудь повеселее, Лелик.
Вот эти тороповские, блатные и фронтовые, Смирнова бешено раздражали. Как его ни убеждал Казарян, что это нельзя принимать всерьез, что это стилизация, Смирнов ощущал фальшь в любовании воровской экзотикой и неправду в подчеркнутой бессмысленности усилий солдата. Смирнов очень не любил блатных и очень любил солдат. И с теми, и с другими он был хорошо знаком.
Общество весело подпевало Олегу, а Смирнов выпивал и закусывал. Наконец, Олег ладонью остановил струны и спросил:
– Тебе очень не нравится, Саня?
– Очень, – признался Смирнов. – Но разве я тебе мешаю?
– Нет. Злишь. Можно я про тебя песню напишу?
– Валяй. Только чтобы с именем, отчеством, фамилией. Чтобы я знаменитым стал.
– А не боишься?
– Тебя, что ли?
– Знаменитым стать.
– В Доме кино и его окрестностях – не боюсь.
– Тогда готовься. Завтра сочиню. Прямо так и будет называться «Подполковник Смирнов».
– Уже придумал, что там будет о подполковнике Смирнове?
– Ага. Как талантливый подполковник научился безупречно выполнять свои обязанности и совершать подвиги с закрытыми глазами.
– Прекратите, – потребовал Казарян. Он единственный знал, чем эта беседа может кончиться. И уже персонально, Олегу: – Дождешься ты когда-нибудь, Олежек. У подполковника рука тяжелая.
– Пусть попробует, – высокомерно заявил Торопов. В длительных перерывах между запоями он усердно качался, занимался каратэ и сильно гордился своей физической формой. Поэтому и одевался в маечки, фуфаечки, свитерочки, позволявшие выявить ширину груди и рельефность мускулатуры. На что и не замедлил намекнуть неунимавшийся подполковник:
– Никак не пойму… кто передо мной? Раф Валлоне? Бельмондо? Но мощен, мощен!
– Прекратите! – уже орал Казарян. А Жанна вытянула из тороповских рук гитару и, мило побренькивая на ней, спела смешным чистым голоском:
Я вам скажу один секрет:
Кого люблю, того здесь нет!
– А меня? Я ведь здесь – спросил взаправду дрогнувшим голосом в дымину пьяный Толя Никитский.
– Ты до того пьян, что тебя как бы и нет, – нагло выкрутилась Жанна и предложила вдруг: – Все на свежий воздух! Здесь же накурено как в школьном сортире!
Надышавшееся свежим воздухом за три недели экспедиции под завязку молчаливое большинство просто отправилось спать, две девицы остались прибираться в номере, так что любителей воздушных ванн оказалось шестеро. На лестничных переходах потерялся Никитский, так что на официальный плац вышли пятеро: Жанна, Сеня Саморуков, Казарян, Смирнов и Олег Торопов с гитарой.
Читать дальше