Анатолий Степанов - Деревянный самовар

– Я в отпуске, – робко напомнил Смирнов.

– Знаем, знаем! – энергично ответил секретарь. – И мы поможем вам отдохнуть по-настоящему, по-сибирски! И охоту организуем, и рыбалку, и баньку – не финскую, настоящую русскую. И к целебным источникам свозим, и с великим бурятским лекарем познакомим!..

– Если всю эту программу добросовестно выполнять, – бестактно заметил Смирнов, – то никакого времени для советов и консультаций не останется.

– А вы походя, походя! – порекомендовал секретарь и громко спросил сам у себя: – Где это Поземкин запропастился?

Смирнов все ломал голову, почему нет при разговоре главного районного милиционера? А вот и он, с подносом в руках, на котором все, что надо для легкого кабинетного междусобойчика. Капитан Поземкин глупо и подхалимски улыбался. А видел его Смирнов на межрегиональном совещании. Видел. И слышал. Весьма и весьма толковые вопросы тот ему задавал после смирновского доклада. Поземкин поставил поднос на стол для заседаний и сделал шаг назад.

– Рабочий день окончен, и мы можем себе слегка позволить! – шутейно возгласил секретарь. – Отметить, так сказать, прибытие дорогого гостя.

За официанта проходил капитан Поземкин. Разлил аккуратно, поставил перед каждым и сообщил:

– Можно приступать, Георгий Федотович.

Как бы внезапно вспомнив, что надо выпить, секретарь недовольно ухватился за объемистый лафитник и произнес богатый тост:

– За союз искусства, правоохранительных органов и партийного руководства!

Ромку слегка скособочило от еле сдерживаемого смеха, но под взглядом Смирнова он осознал свою неправоту и могучим усилием воли придал своему лицу соответствующее серьезности момента выражение. В торжественной тишине ответственно выпили и щепотно закусили.

– Давно хочу вас спросить, Роман Суренович, – приступил к неофициальной беседе секретарь, – почему в вашем кино не снимается такая замечательная киноартистка, как Наталья Фатеева?

– По возрасту не подошла, – как можно проще объяснил Казарян. – У нас героиня совсем юная девушка, девочка почти…

– А вы бы переделали! – посоветовал секретарь.

– Поздно уже.

– Хотя и эта… как ее? Да, тоже Наталья! – обрадовался секретарь. – Крепенькая такая, складная, кровь с молоком. И артистка выразительная…

Поняв, что главное начальство всерьез увлечено киноискусством, капитан Поземкин подсел к Смирнову и вкрадчиво начал:

– Александр Иванович…

– Тебя как зовут? – грубо перебил Смирнов.

– Гриша, – с испугу скороговоркой выпалил Поземкин, но сразу поправил себя: – Григорий.

– Подай костыль, Григорий! – радостно вспомнил из «Годунова» подполковник Смирнов.

– Какой костыль? – в ужасе уже пролепетал Поземкин.

– Которым я бы сейчас тебя по затылку огрел. Ведь с делами ко мне хочешь подлезть, с делами! Будто не видишь, что я в перманентном поддатии и ни хрена не соображаю! – увидел вдруг безнадежное лицо Поземкина, стало стыдно, и, замаливая грех командирского хамства, не очень ловко отработал назад: – Я здесь две недели пробуду, Гриша. Слово даю, дня через два протрезвею. И тогда мы с тобой обо всем серьезно поговорим.

– Я и хотел договориться на будущее. Не сейчас же! – теперь уже Поземкин отмаливал свою бестактность.

– На будущее договорились, – великодушно согласился Смирнов.

Выпив для приличия еще по одной, Смирнов и Казарян откланялись.

Смеркалось. Они покинули официозное заведение и вышли к главному сельскому тракту, по которому с интервалом в семь минут проносились скотовозы. Смирнов и Казарян стояли на повороте, и, когда машина заворачивала, на них безразлично глядели грустные овцы последнего ряда, стоявшего у деревянной перегородки.

В противоположную сторону, так же каждые семь минут, страшным образом дребезжа, неслись скотовозки порожние.

Роман все собирался сказать нечто, но не решался. Смирнов ободрил его:

– Ну, говори, говори!

– Саня, Олег Торопов здесь.

Ничего себе подарок! Смирнов злобно ощерился и жестоко признался:

– Знал бы заранее, ни за что бы не приехал к тебе, Казарян.

– Он талантливый человек, он мне нужен, Саня.

– А мне – не нужен. И тем более я – ему.

– Зато вы оба мне нужны! – почти прорыдал Казарян.

– Он в твоей картине запрещенные песенки споет, публика в Доме кина в восторге будет ссать дугой, ты – гордиться оттого, что посмел. Я-то причем здесь, Рома?

– Я без тебя пропаду, – признался Казарян. – И уже пропадаю.