Анатолий Степанов: Деревянный самовар

Генерал допел песню до конца, пристроил гитару на коленях и разлил по третьей, совсем понемножку, пояснив:

– Посошок на дорожку.

Эту выпили формально. Генерал хотел было спеть еще, но передумал и отбросил гитару на диван – возжелал вдруг говорить:

– Мы ведь с тобой одногодки, Александр, но я – генерал, а ты – подполковник. Почему бы это?

– Вопрос чисто риторический? Ты, Петр Петрович, сам на него отвечать собираешься?

– И да, и нет. Сначала – ты, а потом – я.

– Тебе очень хотелось стать генералом.

– А тебе не хотелось?

– Хотелось, но не до жжения.

– Ну, вот… Сам нарвался, – усмехнулся генерал. – Наверное, ты прав, а, наверное, и не прав.

– Мой один приятель точнее выражается, – перебил Смирнов, – он говорит: «И ты прав, и ты прав». Довольны бывают все.

– Ты – словоблуд, московский словоблуд! – разозлился генерал: – Я песню спел, я по-человечески рассказать хотел, как эта песня всю мою жизнь определила, а ты…

– Ну, не сердись, не сердись, Петр Петрович. Я понял, как ты генералом стал: пожертвовав любовью и столичным комфортом, уехал в глушь…

– Ох, и недобрый ты, Александр, – протянул генерал. – Не спорю, специалист ты – супер, а по характеру – московская ледышка.

– Обиделся? – сочувственно поинтересовался Смирнов. Генерал горестно кивнул. – Давай еще выпьем!..

– Косте не надо, – соглашаясь, все же внес коррективы генерал. Костя, слегка отвязавшийся по причине поддатия начальства, мурлыча «Сиреневый туман над нами проплывает» – понравилось, переселился на диван и уселся, фривольно закинув ногу на ногу. Генерал и подполковник выпили. Подумав, генерал заметил:

– Ты уже в отпуске, а мне весь день еще пахать.

– Рейс через пятьдесят минут, – индифферентно информировал с дивана капитан Ступаков.

Генерал властно решил:

– Подождут!

Черная «Волга» мчалась по целинной траве аэродрома местных линий к взлетно-приподнятому, как водилось в старину, пришедшему из военного времени от «Дугласа» «ИЛу-14».

– Летает, старичок, – растроганно заметил Смирнов. Как всякий выпивший, расчувствовался. – «Дуглас» напоминает, с которого я в войну прыгал.

– Прыгать не придется, – ворчливо сказал генерал. – Доставят тебя, как корзину с яйцами. Я распорядился.

Он и вправду обо всем распорядился: у трапа с радостными улыбками их ждали начальник аэропорта, майор – местный милицейский бомс и официантка (или продавщица?) в кокошнике с огромным изящно оформленным пакетом в руках.

В чисто профилактических целях генерал начал с клизмы майору:

– Что происходит у тебя, Шумилов? Моя машина беспрепятственно прорывается к святая святых – летному полю, а твои люди неизвестно где.

– Я распорядился, чтобы вас пропустили, а они вашу машину знают, – оправдывался майор.

Генерал слегка утих, но не смирился:

– Знают – не знают, а задержать все равно должны. Обязаны.

– В следующий раз задержат, – невинно пообещал майор. Вроде бы согласился с генералом, вроде бы подчинился, но…

– Ой, смотри у меня, Шумилов! – пригрозил генерал и, без перехода, начальнику аэропорта: – Ты уж извини, Федорыч, дела задержали, дела.

По аромату, исходившему от генерала и подполковника, начальник аэропорта понял, какие их дела задержали, но ответил в соответствии с правилами начальнической игры:

– Не оправдывайся, Петр Петрович, всем известна твоя занятость, – и уже Смирнову: – Счастливого полета и интересного вам отдыха, Александр Иванович!

Все упреждены, все проинструктированы, и по инструкции – самый трогательный момент: вперед выступила ядреная сексапильная бабенка в кокошнике и, держа на вытянутых руках пакет, певуче произнесла:

– А это вам в дорожке перекусить, Александр Иванович!

– Паек, значит, – понял Смирнов. – Лететь-то всего сорок минут…

Но паек принял и легко взбежал, показывая, что трезвый, по трапу. Кроме пакета, в руках у него ничего не было, деловой капитан Костя уже оттащил смирновскую сумку в салон. Представитель славной московской милиции, поставив пакет на пол салона, на фоне черного дверного проема приветственно поднял вверх обе руки и пожелал:

– До свиданья и спасибо! Счастья и удачи всем!

Бортпроводница устроила его поближе к кабине, там два ряда кресел являли собой как бы первый класс. И сразу же полетели – ждали только его. Командировку в восточносибирский крайцентр подполковник Смирнов устроил себе сам, и явно в корыстных целях. Помимо чисто познавательного интереса, он никогда в этих краях не бывал, им двигало желание быть рядом с совсем растерявшимся сейчас бывшим своим сослуживцем, а ныне кинорежиссером Романом Казаряном, который в этой проклятущей Нахте снимал первую свою самостоятельную картину. Смирнов убедил начальство, что его присутствие на межрегиональном совещании крайне необходимо и, оформив отпуск, который начинался сразу же по окончании совещания, вылетел в крайцентр. Вчера, в последний день, выступил, вроде бы даже удачно, а сегодня – по праву поддатый – перемещался в казаряновскую Нахту.