– Вижу, – негромко сказал за его спиной Смирнов.
– Шутки у вас, – шепотом обиделся Чекунов.
– Это не шутки, паренек. Это всесторонняя проверка маршрута следования. Дальше что будем делать, молодой?
– Через сто-сто двадцать метров второй ориентир – идеальный треугольник из трех муравьиных куч, посреди которого единственная здесь береза. Строго на север от нее на расстоянии двадцати метров – поваленный бурей громадный кедр, в яме от корневища которого и сделал себе берлогу Арефьев. Жабко говорит, очень мило у него.
– Предложения, предложения, Витя, – поторопил Смирнов.
– Я пойду по прямой, залягу у входа – метрах в десяти и буду ждать его выхода. Если не выйдет, буду провоцировать выход каким-нибудь звуком.
– Каким? – серьезно спросил Смирнов.
– Я ход кабана умею изображать. Не отличишь от настоящего.
– А если он не выйдет?
– Обязательно выйдет. Он – охотник.
– А как представляешь мою задачу?
– Я считаю, Александр Иванович, что вы с гарантийным прихватом должны обойти берлогу и залечь метрах в ста от нее строго с юга. Мой знак вам – одиночный автоматный выстрел.
– Ты – с севера, я – с юга. По прямой, в запарке, не перестреляем друг друга?
– Давайте постараемся сегодня вообще не стрелять, Александр Иванович.
– Ну-ну, – посомневался Смирнов. – Конечно, если бы ты поопытней был…
– Вы уж поверьте мне: все будет в полном порядке.
– Ну-ну, – повторил Смирнов и двинулся по обговоренному маршруту. Он не ушел, он растворился, его просто не стало.
Чекунов поначалу пытался заметить хотя бы движение в кустарнике и мельканье, услышать отзвук шелеста шага, по изменению птичьего гама понять путь, которым двигался Смирнов. Глухая и потому беззаботная тишина. Чекунов вздохнул и присел на толстый сук сломанной сосны.
Из-под земли, из норы метрах в пяти – семи от места, где разговаривали Чекунов со Смирновым, вылез Петр Арефьев, подошел к Чекунову, сел рядом. Чекунов предупредительно приложил палец к губам. Арефьев согласно кивнул: понял, молчок! Тихо-тихо и не шевелясь сидели минут десять. Наконец, Арефьев показал Чекунову пачку папирос и спички: можно, мол? Чекунов кивком разрешил. Боец ВОХРа, стараясь не греметь спичечным коробком, прикурил и страстно затянулся. Чекунов дождался, когда он докурил папиросу, и заговорил нормально:
– Где Ванька?
– Здесь.
– Его на всякий случай надо послать, чтобы перекрыл тропу вдоль ручья к автомобилям. Вдруг чудом каким уйдет.
– Такой волчище всякое может выкинуть, – согласился Арефьев и позвал: – Иван!
Иван Фролович, увлеченный руководитель-энтузиаст лагерной самодеятельности, явился из той же дырки. Отряхнулся, будто лихое па с похлопыванием в переплясе сделал, улыбнулся, артист, на все тридцать два, доложился:
– К твоим услугам, Витенька.
– Что при тебе? – строго спросил Чекунов. Он здесь был командир.
– Карабин мой, еще лагерный, и «Стечкин».
– Про карабин – забудь. Я шел с ним, я знаю, как он ходит. Пока ты с этой палкой развернешься, от тебя на составные части разберет. Бери пистолет и при. Заляжешь у тропы, не доходя до «газика» метров тридцать. Если, не дай-то Бог, он уйдет от нас, то, почувствовав близость спасительного автомобиля, утратит бдительность и побежит в открытую. Тогда пали из пистолета, Иван, в упор пали в него!
Иван не полез в нору, пошарил рукой у лаза, вытянул пистолет, засунул его за ремень и сообщил, по-прежнему улыбаясь:
– Я пошел. А вам исполнения желаний.
Он – не Смирнов. Его слышно было, когда давно и не видно было.
– Сколько ждем, Виктор? – спросил Арефьев. Чекунов глянул на часы.
– Сейчас девять четырнадцать. Подождем до без двадцати десять.
– Долго, Витя.
– Пусть потомится, подождет. Азартнее будет, менее осторожным.
– Это мы томимся, – понял Арефьев и признался: – Я его сильно боюсь, этого крокодила с прикрытыми глазами. То ли спит, то ли сейчас проглотит…
– Не боись!
– Так и ты его побаиваешься, Витенька, если честно.
– Если честно – побаиваюсь. Но не его – ситуации. А он… Я же чувствую, что ему нравлюсь, и поэтому он слегка теряет бдительность. Вот это-то «слегка» – мой выигрыш.
– Ну-ну, – повторил смирновские междометия Арефьев.
Говорить было не о чем: все в подробностях было оговорено заранее. Сидели молчали. Чекунов старался не глядеть на часы. В большой таежной траве беспорядочно, с человеческой точки зрения, перемещались мелкие черные муравьи, противно перекрикивались непевчие здешние птицы, изредка набегал верхний ветер, обнаруживавший себя только тем, что ронял вниз редкие истлевшие сучки и слабые листья.
Читать дальше