Анатолий Степанов: Деревянный самовар

– А на хрена мне твой Дмитрий Федорович со Светланой вместе? – спросил грубиян Смирнов.

– Не интересно? А мне интересно, – твердо заявил Казарян. – В перспективе – обоюдоострый диалог. Давно по канату не ходил.

– Вот один и гуляй по канату.

– Так одного меня без тебя не примут. Думаю, я им особо и не нужен.

– А я?

– А ты копал и докопался. Все знаешь.

– Копали вместе, Рома.

– Тю, как говорят братья украинцы, да ты испугался, Саня!

– Ромка, ты его не заводи! – предупредила Лида по параллельному аппарату.

– А что он ломается?

– Так ведь надо поначалу поломаться, – объяснила Лида.

– Следовательно, он поедет, – удовлетворенно понял Казарян.

– Поедет, поедет, – заверила Лида.

– А чего это вы за меня решаете? – обиделся в своей трубке Смирнов. – Возьму и не поеду.

– Поедет, – еще раз подтвердила Лида. – Только вам, ребятки, следует серьезнейшим образом подготовиться к этому разговору. Будущий ваш собеседник такое и таких видал, что пацанов вроде вас он десяток за раз сжевать, проглотить и выплюнуть может.

– Подавится! – угрюмо предсказал Смирнов.

– Для того, чтобы подавился от страха, а подавиться он может только от страха, вам необходимо обеспечить тылы. Так, чтобы он понял: проглотит вас, а страх останется и начнет бродить рядом с ним. Компрене? Или лучше по-нашему: сечете, оболдуи?

– Сечем, – за себя и Романа ответил Смирнов, а Роман быстро проговорил:

– Уже имеется идея. Буду у вас минут через пятнадцать.

Не подъезд, а вестибюль. Не вестибюль, а летне-зимний сад, в котором причудливо и мирно сосуществовали тропики, пампасы и среднерусская возвышенность, подарил живущим здесь свои деревья, свои кустарники, свои кактусы, свои лианы, свои прекрасные – каждые по-своему – цветы. В вольере на всю глухую стену чирикали, пищали, скрипели, щелкали и пели разноцветные птицы и птички.

Два орла в серых костюмах, белых рубашках и бордовых галстуках подошли к ним, как только они открыли двери. Молодые складные и могучие орлы, поздоровались и, гостеприимно улыбаясь, попросили так, между прочим, предъявить на всякий случай документы. Смирнов предъявил милицейское удостоверение, а Казарян – членский билет Союза кинематографистов. Их взял, надо полагать, главный. Быстро, даже слегка небрежно, ознакомился и сказал Казаряну, шутя:

– Лучше бы, конечно, паспорт, но и так сойдет, Роман Суренович, – правой рукой протянул удостоверение Смирнову, левой – Казаряну и опять, будто бы шутя: – Александр Иванович, а где же ваш знаменитый парабеллум? Может, по забывчивости наплечную кобуру снять забыли и с собой машинку принесли?

И опять шутливо, как бы небрежно и с профессиональной тщательностью, действуя ладонями, как экстрасенс, почти не касаясь, проверил подмышки, за спиной, на животе, в паху и на щиколотках наличие или отсутствие посторонних предметов. Большой шутник был главный орел. Орел чином пониже чувством юмора обладал в меньшей степени: он шмонал Казаряна серьезно и добросовестно.

– Вы нам быстродействующего слабительного дайте, – посоветовал Смирнов. – Может, кто-нибудь из нас по забывчивости противотанковую гранату проглотил.

– Да не обижайтесь вы, Александр Иванович, – уговаривая, легко сказал главный орел: – Служба есть служба. Теперь, когда формальности соблюдены, Володя вас проводит.

Младший орел довез их в лифте до четвертого этажа, проследил за тем, как они звонили, как только им открыли, закрыл дверь лифта. Пропал, одним словом.

Не горничная – Светлана сама открыла дверь, потому что Казарян сказал грустно:

– Здравствуй, Светлана.

Смирнов в первый раз видел бывшую жену двух покойников, дважды вдову. Фарфоровое личико с правильными, но мелкими чертами лица, худенькая, высокая, по случаю горя прически нет: белесые волосы стянуты в короткую косу, черная юбка, черная кофта, на узких плечах черный платок.

– Здравствуйте, Роман, – ответила она и посмотрела на Смирнова: – А вы, Александр Иванович?

– Так точно, – почему-то, как солдафон, представился Смирнов. – Здравствуйте, Светлана.

– Пройдемте в кабинет, – предложила она. – Папа ждет вас.

Кабинет был хорош: кабинет-библиотека с книжными застекленными красного дерева полками по всем четырем стенам от пола до потолка, красного же дерева письменный стол посредине, два дивана в специальных нишах, отвоеванных у полок, два высоких кресла у лицевой части стола для гостей, через стол рабочее кресло хозяина и еще три низких кресла у журнального столика. Но и хозяин был не хуже: в белоснежной рубашке, идеально отглаженных серых брюках, в легких сверкающих черных башмаках, большое, издали значительное лицо, точная прическа и запах крепкого французского одеколона. О том, что Дмитрий Федорович дома, говорили лишь отсутствие галстука и вязаная шотландская кофта вместо пиджака.