Инна Бачинская - Небьющееся сердце

За окном – ранние осенние сумерки. Прекрасная еще вчера погода сменилась моросящим дождем и легким туманом, неопровержимо доказывая всем неверующим, что лето закончилось навсегда. В том числе и бабье. Он смотрит на блестящие от дождя деревья, все еще с листвой, чья яркость лишь слегка полиняла от тумана… видит круглую оранжевую висящую в воздухе, как шаровая молния, крону пионового дерева… видит темные, почти неразличимые в конце сада кусты сирени…

Борис предложил продать дачу, но Глеб отказался. Его крест – ему нести. Борис пожал плечами: «Как знаешь!» Завтра заканчиваются переговоры о покупке заводика по производству безалкогольных напитков. На основе его развернется совместное с немцами предприятие, отечественный филиал «Густава Бауэра», производящий напитки, настои и различные диетические добавки из маркантии коники .

– Название придется сменить! – говорит Борис, страшно деловой, мечущийся между своей больницей для «раскормленных самок» и новым замечательным увлечением, которому решил посвятить всю оставшуюся жизнь. – Чтобы конкуренты не выследили.

Глеб ни во что не вмешивается, в глубине души понимая, что Борис прав. С сожалением и ревностью вспоминает он о времени, когда Маркантия Божьей милостью принадлежала только ему, и мир, который она открыла, тоже был только его, Глеба.

– В рекламе скажем, что привозим траву с Дальнего Востока, из Сибири или из Китая, что на протяжении тысячелетий она была соперницей женьшеня, произрастает в недоступных для человека местах и обнаружить ее практически невозможно.

Фантазия Бориса неистощима! Глеб с легкой иронией наблюдает за братом и думает, что он по сравнению с ним глубокий старик, хотя разница между ними всего четыре года. Боб… Он усмехается, вспомнив детское братово имя.

– Это же золотая жила! – кричит Борис. – Панацея! От всего – от повышенного давления, от пониженного, сердцебиения, страхов, бессонницы, раздражительности, а также от импотенции, бесплодия! Натуральный травяной препарат по доступной цене, сильное тонизирующее средство, не формирующее привычки… ну, да мы распишем все legе artis! [11]Мы всем дадим немножко счастья. А счастливый человек – здоровый человек!

Десятки анализов, заключений специалистов, подписей – и всего за четыре месяца, с того самого дня, когда Борис нашел Глеба лежащим на полу в гостиной…

– Глебушка, ты знал об этом почти четыре года и не сказал ни слова? – спросил в изумлении Борис, когда ему удалось добудиться брата. – Да мы бы уже давно знаешь, где были? А ты схватил за хвост жар-птицу и отпустил, только и выдрал перо, как…

– Иван-дурак!

– Вот именно! – не смутился Борис.

Прижились кусты сирени, все три. Средний даже пытался цвести в сентябре…

Казалось, он должен был радоваться, оставляя это место, но ему совсем не радостно. Здесь он пережил несколько самых счастливых недель своей жизни… Как он ждал, что она позвонит! Не позвонила, не дала знать о себе, как и не было. Где, жива ли? Как искать, если даже имени ее он не знает? Да и зачем…

Глеб смотрит на кусты сирени… Отчаяние первых дней притупилось, а чувство, что жизнь распалась на две половины, осталось. До и после. Тогда и сейчас. И не забыть, и не вычеркнуть, и не рассказать никому. Брату? Он бы не понял, с его легким характером. «Ну, не ты же его поил, – сказал бы Борис, – он сам! Не бери в голову!» Да и не хотелось ему обременять брата.

Иногда он думает, что тот парень был солдатом, погибшим на войне. Войне между старым миром, миром Глеба, с отжившими, никому не нужными понятиями о чести, добре и зле, и новым – жестоким, рациональным, ни во что не ставящим человеческую жизнь. Получается, старый мир победил? Не Глеб, а весь его мир? Значит, потенциал его еще не исчерпан? Ведь тот легко мог убить его. Была ли это случайность или так задумано было, что Анатолий уйдет, а Глеб останется? И нет его вины – ни повлиять на ход событий, ни изменить – ни ему, ни кому-либо другому не дано было! Так задумано, так исполнено… Разумом он все понимал, а все равно тоска смертная грызла сердце…

Была еще Оля… Он попытался запретить себе думать о ней, в обиде… а потом спросил себя: почему? Если мне так легче…

И словно плотина рухнула… он вспоминал, перебирал мельчайшие детали тех июньских дней… Переживал снова ее прикосновения, вкус ее губ… запах волос… ее взгляд, смех, слова… Вспоминал стихи, которые он ей читал… бесконечные их разговоры…

Глеб посмотрел на часы. Почти четыре. Пора, а то совсем стемнеет.