Инна Бачинская - Небьющееся сердце

Оля очень переменилась. Исчезла неуверенная в себе молодая женщина, не умеющая принимать решения. Она, как лягушка, сбросила лягушачью шкурку и превратилась в… принцессу! Хороша принцесса, думала она, рассматривая себя в зеркале… темные пятна на щеках, припухлый рот, морщинки вокруг глаз… и глаза, сияющие мягким светом, в которых больше не было страха.

Она с удовольствием окунулась в домашние хлопоты – встает первая, готовит завтрак, и потом они со Старой Юлей долго сидят за столом и не торопясь беседуют. Старая Юля уже дома, бледная и слабая, но быстро поправляется. Она уже выходит из дома и радуется, как ребенок, Олиным подаркам: розовой блузочке с жемчужными пуговичками и черной длинной юбке плиссе, которые они купили вместе с Кирюшей в каком-то немыслимо дорогом бутичке, и рвется на кухню печь свое фирменное печенье.

Они почти каждый день ходят в парк неподалеку от дома. Идут медленно – Старая Юля еще слаба, задыхается и поминутно хватается за сердце. В парке садятся на любимую скамейку около большой круглой клумбы с яркими астрами и георгинами. Дни стоят легкие, теплые, задумчиво-безветренные… осень чувствуется в резкой светотени, поздней непросыхающей росе на еще зеленой траве, в запахе сырости, грибов и сухих листьев, в неярком мягком солнце.

В тот день все было как всегда. Кирюша возился в песке, Боник дремал на солнышке рядом. Оля испытывала удивительное чувство покоя, безмятежного и радостного ожидания… А Старая Юля говорила, говорила… Оля рассеянно слушала бесконечные ее истории о жизни, покойном муже, соседях, передачах по телевизору и гороскопах…

– Вот, Олечка, ты не веришь, – сказала Старая Юля, – а в последнем гороскопе, индийском, говорится, что… – Она покопалась в ридикюле и вытащила неровно отрезанный кусочек газеты и очки со сломанной дужкой. – Вот, послушай. Водолей откроет сердце новому чувству – никуда не денешься от любви! – Она читает старательно и неторопливо. – Водолея ожидают замечательные перемены и встречи!

Старая Юля, будучи очень деликатным человеком, не расспрашивала Олю об отце ребенка, но в глубине души сочинила романтическую историю и, умирая от любопытства, обиняками подталкивала Олю к откровенности. Вот и сейчас, читая ей предсказания индийского гороскопа, она втайне намекала на возможную встречу с любимым человеком.

«Может, они поссорились, – думала она, – в молодости люди склонны к необдуманным поступкам, и теперь не знают, как помириться!»

Оля сидит, закрыв глаза и подставив лицо нежаркому осеннему солнцу, некрасивая, в темных пятнах на лице, с отекшими ногами. На лице ее блуждает улыбка, а мысли далеко-далеко – в самом прекрасном июне ее жизни.

– Я всегда вырезаю гороскопы, и твой, и Кирюшин! У меня их целая папка, – говорит Старая Юля, – я тебе непременно почитаю!

Оля с улыбкой смотрит на Старую Юлю, являющую собой довольно нелепую фигуру в длинном платье с кружевным воротничком, в соломенной шляпке с голубым бантом, со слегка некоординированными движениями тонких, прозрачных, как крылья стрекозы, ручек, и кротким взглядом близоруких глаз поверх очков. И вспоминает луг, дачу, лесной родник… перебирает свои воспоминания… вот они с Глебом за столом на веранде, горит свеча, вьются ночные бабочки… кричит птица на лугу… Цезарь шумно вздыхает во сне и дергает лапами – бежит за кем-то. Пучки трав – чабреца, материнки, мяты, собранные ею и развешанные на веранде, источают тонкий аромат… небо полно звезд…

…А вот она с собаками у родника, летают синие стрекозы, журчит струя, с незапамятных времен льющаяся в полусгнивший деревянный желоб… небольшой зверек пробирается на водопой – шевельнулись верхушки трав. Цезарь поднял одно ухо, а Дэзи вскочила и рванулась в кусты на разведку…

Их единственная ночь… когда они любили друг друга… она чувствует его руки на своих плечах… когда он читал стихи… и там были слова… Оля так глубоко погружается в свои мысли, что уже не слышит, о чем рассказывает Старая Юля.

– Слова твои просты, любимая моя , – вспоминает она, – я вижу сны в стихах… во сне идут часы… сжигаются мосты, сбываются мечты… прикосновением ложатся на уста, как дождь, твои власы, из пчел твои персты…

– Глеб! – произносит она и чувствует маленькие теплые взрывы в сердце, в солнечном сплетении, в коленях, а на губах – прикосновение его губ… запах его обветренной кожи…

– Юля, – говорит она вдруг, – мы с Крюшей, наверное, скоро уедем.