Мария Воронова - Когда убьют – тогда и приходите [litres]

А вдруг у Ордынцева легкая рука?

Катя открыла шкаф, прикидывая, что можно пустить на такие тряпки, чтобы не стыдно было показать Ордынцеву.

Все было тети-Любино, и всего было жаль. Целая полка забита Катиным приданым: пододеяльники, полотенца, какие-то кружевные штучки… Она никогда не заглядывала туда, фыркала, когда тетя Люба, отстояв полдня в очереди за дефицитным постельным бельем, складывала его на заветную полочку, но в глубине души боялась – а вдруг не понадобится?

Последний раз тетя Люба принесла скатерть и очень гордилась, что это настоящий лен с мережками, а Катя стеснялась признаться, что не знает, что это такое.

Обеспечив будущую Катину семейную жизнь полотном, тетя Люба нацелилась на сервиз. Посуду можно было достать довольно легко, зато и стоила она дорого, и тетка откладывала потихоньку и переживала, что к свадьбе не успеет.

Катя смеялась, ей эти хлопоты представлялись старомодными и ненужными. Простыни еще ладно, а сервиз-то зачем? Пыль с него стирать и впадать в отчаяние, когда разобьется одна чашка, ведь это всему комплекту конец?

Деньги на сервиз до сих пор лежали в жестяной коробочке из-под чая, целых сто пять рублей. Катя берегла их на крайний случай, а сейчас решила, что раз тетя Люба копила на сервиз, то она и купит сервиз, а замуж не выйдет, ничего страшного, сама станет из него чай пить.

Наконец она нашла кухонное полотенце, почти прозрачное от старости, но чистенькое и выглаженное, и положила его в пакет вместе с детской лопаткой, грабельками и литровой банкой, с каким они всегда ходили на кладбище.

Вдруг вспомнилось, как на пике ее страданий по Ордынцеву тетя Люба мягко сказала ей: «Знаешь, врачи говорят, нельзя умирать вместе с каждым больным. Жестко, но правильно. Люди уходят, ты остаешься, и любовь уходит, ты тоже должна остаться тем, кто ты есть. Даже в самом страшном горе надо сохранить себя, и в любви тоже нельзя потеряться».

Тогда Катя не поверила, а теперь поняла, что это правда, и почти год одиночества потребовался, чтобы она сама пришла к себе на помощь.

Ордынцев взял свой старый рюкзак, который не разбирал с предыдущих выходных, когда они с Иваном Кузьмичом ходили к Сане и Наталье Марковне, уложил туда три пакета грунта и две пары матерчатых рабочих перчаток.

Поставил геркулес, выпил кофейку, пока каша варилась, послушал по радио прогноз погоды, записал его на бумажке и только после этого разбудил Костю в школу.

Гортензия Андреевна не одобрила бы такого потакания детским слабостям, по идее, Костя эту неделю дежурил по погоде, отмечал все показатели, а в понедельник в классе на природоведении рисовали розу ветров, считали норму осадков и проводили другие научные изыскания, которые из-за Костиной сонливости оказались бы под угрозой срыва.

Но Ордынцев знал самую важную заповедь руководителя: если можешь поручить – поручи. Костя вчера не забыл попросить отца, значит, все нормально. Распределение обязанностей и взаимовыручка.

В рабочей одежде – старых джинсах, резиновых сапогах, свитере, брезентовой куртке и вязаной шапочке с узором – он стал похож то ли на бездомного алкаша, то ли на Хемингуэя, то ли на местного водопроводчика и очень надеялся, что не встретит никого из знакомых. Катя не в счет.

Они с Костей уже выходили, когда зазвонил телефон. Ордынцев вернулся и взял трубку, хотя верил, что это плохая примета. Звонила Гортензия Андреевна.

– Вы сами приведете сегодня Костю?

– Да.

– Сможете уделить мне несколько минут для разговора?

– Господи, что он опять натворил?

– С ребенком все в порядке, не беспокойтесь. У меня несколько вопросов лично к вам.

Ордынцев недоуменно пожал плечами и сказал, что сможет поговорить только после уроков, потому что сейчас спешит на кладбище.

– К супруге? – спросила Гортензия Андреевна.

– Нет, с Катей решили сходить к Любови Петровне на могилку. Поправить там, то-се…

Учительница многозначительно кашлянула:

– Разумно ли это?

– Господи, да просто помогу. Мужика-то там нет.

– Вот именно, Владимир Вениаминович.

– Не волнуйтесь, я все понимаю.

– Какое кладбище? – вдруг спросила она.

– Красненькое. Ладно, побежал. После уроков зайду.

Ордынцев понесся к метро, потому что время поджимало. Он договорился с Катей на без четверти десять, и хоть это было не свидание, все равно не хотел заставлять девушку ждать.

Он опоздал на три минуты, Кати официально еще не было, но подошла она так быстро, что Ордынцев понял: девушка пришла раньше и просто где-то пряталась.