Андрей Зайцев - Остановившиеся часы

Он отмахнулся от назойливого пьяницы, как от мухи, уверенный в его ошибке, собираясь идти дальше, и вдруг старик шепеляво как-то проговорил… Дай хоть рубль-то на похмел… Ты… Накроюсь мокрой как пить дать… Самара-пара… Оглянувшись, всмотрелся в лицо старика. Самара-пара… Точно, он. Картинка выплыла как из глубокого омута… Пивной бар на Фонвизина, клубы табачного дыма, гул от десятков голосов, вкус пива, перебивающий чувство голода, небритые угрюмые восточные мужчины, стоявшие за соседним столиком, инвалид на костылях, сдувающий пену в кружке, глаза, как у рыси, равнодушные, хищные… и она, молодая еще девка, лет двадцати пяти, назвалась Ритой, попросила на кружку пива, пристроившись рядом на столике, ее сумбурный рассказ, Балашиха, ссора с матерью, бывший муж где-то на зоне чалится, а она вторую неделю здесь неподалеку, у товарки…… Он не верил этой гремучей смеси, в которой странным образом переплетались бессмысленность бытия и совершенно реальные подробности, наполненные первобытной жаждой жизни… Потом была квартирка товарки, новые лица, испитые, смурные, бледные тени, ведущие ночной образ жизни… Там-то и мелькнул старик-пьяница со своей присказкой про Самару, гляди-ка, память у него, дай Боже… Асташев выгреб из кармана мелочь и сунул ему в руку, поспешно, с усилием, бери, мол, и уходи… А старику того только и надо. Он исчез мгновенно, растворился в толпе на Тверской, тогда еще носившей имя пролетарского писателя. Все было как вчера, но где-то очень далеко, а этот волжский берег, где оживают призраки прошлого, сейчас как иное измерение, много знакомых очертаний, но ничего близкого…

— Я думаю, да, — он ответил в тон ей и улыбнулся.

— Что ж, спасибо за сигареты, — она помедлила еще чуть-чуть, может быть, надеясь, что он ее о чем-нибудь спросит, а может быть, просто хотела убедиться в собственной ошибке. — Вы здесь еще надолго?

— Да нет, после обеда обещали забрать, — говорил он вскользь как бы даже самому себе.

— Счастливо! — она кивнула и пошла прочь.

Несколько мгновений он смотрел ей в спину, потом отвел глаза. Что-то далекое, почти стертое из памяти как будто затеяло с ним свою загадочную игру. Незнакомая брюнетка была частью этой игры, смысл которой ускользал от него. Уходя от чего-то, неизменно приходишь к другому, и мимолетное ощущение свободы всегда мнимо, призрачно. Он сидел неподвижно очень долго. Солнце стало клониться к западу. Белый катер, разрезая волны, вошел в заливчик и забрал его соседей. Он проводил их внимательным взглядом. Брюнетка сидела на корме и смотрела куда-то в сторону города. Он почувствовал жажду и только сейчас по-настоящему осознал всю легкомысленную непродуманность своей первой после стольких лет вылазки за реку. Несколько часов, проведенных на жаре, давали себя знать. А выпитый портвейн отзывался теперь сухостью во рту и легким покалыванием в висках. Асташев забрался в тень, не спуская глаз с реки. Нетрудно было догадаться о том, что могло произойти с его рыбаком. Отоварившись в поселковом магазине спиртным, тот сейчас напрочь забыл о нем и вспомнит ли до вечера, Бог знает. Белый катер, забравший его соседей, возможно, был его последней надеждой на сегодня. Хотя лодки сюда заходили, и он мог бы попытаться привлечь внимание их хозяев. В бесплодных размышлениях прошло несколько часов. Жара спадала. Асташев даже начал подумывать о том, чтобы переправиться вплавь до ближайшего пляжа. Исследовав местность, он пришел к выводу, что в самом узком месте расстояние не больше четырехсот метров, и это он вполне способен преодолеть. Но как быть с одеждой? Если держать ее над водой одной рукой, он выдохнется до упора, и шансы добраться до берега существенно понизятся. Так и не приняв решение, он продолжал сидеть в том месте, где его оставил рыбак, то и дело бросая взгляд в сторону входа в заливчик. Солнце продолжало клониться к закату, в его лучах не было дневной силы. Асташев поднялся, стряхивая с колен песок. Если переправиться вплавь на соседний островок, он сможет выйти к берегу основного рукава реки, и там уже его кто-нибудь наверняка увидит. Перспектива ночевки начала всерьез тяготить его. Можно себе представить, как будут беспокоиться тетя Люба и Петр Александрович. Нагнувшись за одеждой, он услышал шум мотора. Оглянувшись, увидел знакомую моторку на входе в заливчик. Лодка, несомненно, была та же самая, но на борту ее сидела незнакомая девушка.

Асташев замер, раздумывая над тем, что это может означать?