Алексей Зайцев - Песочные часы

Когда я проснулся и открыл глаза, она еще была рядом. Божественно красивая и бесстыдно нагая, она лежала, положив голову мне на грудь. Ее густые каштановые волосы подобно темному ручью стекали по моей белой коже. Ее длинные, изящные пальцы рисовали какие-то непонятные иероглифы у меня на плече. Острые ногти впивались в кожу и оставляли на ней кровавые знаки, дающие мне шанс разгадать терзающую мою душу вот уже который век загадку. Когда-то я знал тот язык, на котором она изъяснялась, но теперь от того времени не осталось и следа. Видя, что я снова никак не могу вспомнить, она разозлилась и прокусила мне до крови правое запястье. Укус был довольно болезненным, но, чтобы ее не спугнуть, я смолчал. Я все еще не решался повернуть голову и посмотреть ей в глаза, но ощущал каким-то шестым чувством, что по щекам ее бегут слезы. Спустя мгновение одна из них коснулась моего тела.

Я вновь попытался закрыть глаза, но было уже поздно. В ухо влетел до боли знакомый звук падения Икара о камни. Нехотя я перевел взгляд на стол. Они разумеется никуда не исчезли. Проснувшись, они стояли на своем прежнем месте — на маленьком жестком папирусе и сыпали вниз песок. Мне захотелось кричать.

Отвернувшись от ненавистного предмета, я посмотрел ей в глаза. Они были сухими, но выражали неподдельную скорбь. Я виновато отвел взгляд в сторону. Когда дна бездны коснулись еще три песчинки, я вновь заглянул ей в глаза. На сей раз они уже успели сменить цвет и теперь были угольно-черными. Из груди моей вылетел вековой вздох, и круг снова сомкнулся. По традиции я потянулся к ней, в попытке поцеловать. Она подалась мне навстречу, но за долю секунды до того, как наши с ней губы соприкоснулись, в бездну упала девятая песчинка, и поцелуй не произошел. Вместо этого, спрыгнув с кровати, она накинула на плечи легкий халат и сделала несколько шагов в сторону двери. Я перевел взгляд на часы. Устроившись на жестком папирусе, они сыпали песок вниз. Касаясь стеклянных стенок сосуда, слепленные из песка души в последнем крике катились вниз. Они все еще пытались уцепиться за скользкие стены, когда я, разрываясь от боли в сердце, встал с кровати и двинулся вслед за ней. Ее босые ступни уходили от меня, будто последняя капля воды в сухой раскаленный песок. Будто последний шанс утолить свою жажду исчезал в иссушающей душу тоске.

— Послушай, — сказал я, когда ее шаги ускорились, — сколько по-твоему это еще может продолжаться? Необходимо попробовать хотя бы раз сделать все по-другому.

Она не ответила.

— Я знаю, что сам виноват, что загнал себя в эту ловушку. Но ты же можешь попробовать! Хотя бы раз, прошу тебя! Представь, какие бы нам открылись возможности! Представь, сколько всего мы бы еще успели!

Она слегка обернулась и бросила на меня грустный, полный невысказанной боли взгляд. Спустя мгновение она побежит. Я молча выругался и посмотрел в сторону. Оказалось, что мы давно уже вышли из хижины и стоим посреди пустыни. Лежащее в небе солнце нещадно жгло мою кожу, горячий песок прожигал крепкие бархатные сандалии. Сухие безжизненные пальмы окружали нас с обеих сторон, расположившись в форме лежащей восьмерки. Кольца восьмерки разделяли нас острым ножом. В одном кольце был я, в другом — она. Я снова вздохнул и заглянул в окно нашей хижины. Песок в часах перестал струиться и начал скатываться быстрей. Расталкивая друг друга будто покупатели в очереди, песчинки ринулись вниз. В то же мгновение я услышал, что она перешла на бег. Должно быть песок прожигал ей пятки. Я попытался забыть про часы и двинулся вслед за ней.

Оливкового цвета халатик слетел с ее плеч, открывая солнцу и взору прекрасное женское тело. Вид его наполнил меня решимостью на сей раз во что бы то ни стало ее догнать, и, сжав с силой зубы, я побежал, утопая в песке.

Попадая в сандалии, раскаленный песок жег мне стопы. Маленькие серые песчинки вонзали в меня свои жала, высасывая из меня жизнь. Я посмотрел на нее. Мои опасения оказались напрасными — в отличие от меня, ей песок не причинял никакого вреда — ступая на раскаленный солнцем ковер, она оставляла на нем миниатюрные влажные следы своих ног. Ее пяточки не обжигались о выставленные внизу жала, они увлажняли их и делали мокрыми, а оттого — безопасными. Я же пытался идти по оставленным ею следам, но бежал слишком медленно, и к тому времени, когда подбегал к ним, они уже высыхали и мне оставалось ступать вновь лишь на горячую, злую поверхность.