Майра МакЭнтайр: Песочные часы

Маленький южный городок, в котором я живу, обладает такой же призрачной красотой, как и немолодая дама, впервые выходящая в свет. Изящные черты, но подтяжка лица не помешала бы. Моего брата-архитектора можно назвать пластическим хирургом, который делает Айви Спрингс красивее.

Под неослабевающим ливнем, который так часто идет у нас в конце лета, я брела по направлению к дому, который он как раз недавно облагородил… в нем мы и жили. Меня такая погода не смущала. Я никуда не спешила. Возможно, мой братец и разбирается в фэншуй и аркбутанах, но знает ли он, что нужно мне? Да понятия не имеет.

Перед тем как я сбежала в спортзал, чтобы выплеснуть на беговой дорожке переполнявшее меня недовольство, мы с Томасом поругались по поводу приближавшегося последнего для меня года в школе. Я считала, что мне ее заканчивать необязательно. Но мой брат, придерживающийся консервативных взглядов, со мной не соглашался.

Добравшись до дома, я увидела, что вход мне перегородила красотка с Юга в голубом платье времен Гражданской войны. С шелковым зонтиком и в кринолине. Я как-то ходила в подобном костюме на маскарад. Но у нее все было настоящее. Снова вернулось плохое настроение, и причина его стояла прямо передо мной.

Вылитая Скарлетт О’Хара, будь она проклята.

Вздохнув, я сунула руку прямо ей в живот и взялась за дверную ручку — никакого сопротивления плоти я не почувствовала. Девушка взволнованно глотнула ртом воздух, захлопала ресницами и исчезла. Я демонстративно закатила глаза:

— Знаешь, Скарлетт, Ретту было на тебя плевать, и мне, честно говоря, тоже.

Ветер с грохотом захлопнул за мной дверь, и на улице тут же раздался громкий раскат грома. Я поплелась вверх по лестнице в наш лофт — точнее сказать, это был склад, переделанный в жилое помещение, — и предстала перед братом: мои длинные мокрые волосы налипли на лицо, а с розового плаща стекала вода. Брат сидел за кухонным столом, а перед ним лежали громадные поэтажные планы здания.

— Эмерсон. — Здороваясь, Томас посмотрел на меня. Он свернул чертежи, потом снова развернул. Его полная надежды улыбка сильно походила на мою — результат трехлетней работы первоклассного ортодонта, — только я на этот раз в ответ не улыбнулась. — Рад, что ты вернулась.

Ну, хоть кто-то.

— Я уж думала, что придется ждать ковчега, чтобы доплыть.

Не сказав ни слова насчет мисс О’Хары, я стряхнула воду с плаща. На полу образовалась лужица, и брат недовольно поморщился. У него самого наверняка имелся зонтик, подходящий под цвет костюма. Бойскаут Томас, вечно ко всему готовый. Мне от этой части семейного генофонда ни капли не перепало.

У нас были одинаковые светлые волосы и зеленые глаза цвета мха, но Томасу достался прямоугольный подбородок отца, а у меня лицо получилось сердечком, как у мамы. Ему еще посчастливилось вырасти таким же высоким, как и отец. А меня в этом отделе обсчитали. Недодали по-крупному.

Томас, выжидая, снова и снова разглаживал чертежи, хотя в этом уже не было необходимости.

— Мне жаль… что мы сегодня поругались.

— Все нормально. Выбора-то у меня, похоже, нет. — Я смотрела не на брата, а в пол. — Либо идти в школу, либо меня упекут в колонию для малолетних.

— Эм… можем попробовать новое лекарство. Может, так будет легче вернуться.

— Никаких новых лекарств. — То есть вообще никаких лекарств. Только Томасу об этом неизвестно. Я скрывала от брата этот факт и чувствовала себя настолько виноватой, что чуть все не рассказала. Признание едва не сорвалось у меня с языка, так что я открыла холодильник и взяла бутылку воды, чтобы не смотреть на него. — Я справлюсь.

— У тебя хотя бы Лили есть.

Лили — моя единственная подруга детства, которая еще не перестала со мной общаться, и, возможно, единственный повод порадоваться тому, что пришлось вернуться домой из Аризоны, где последние два года я училась в частном пансионе. А потом я официально осталась без стипендии в связи с «сокращением дотаций», но у меня закралось подозрение, что владельцам пансиона просто больше не хотелось держать у себя задаром оставшихся без родителей девочек, которые страдали галлюцинациями и доставляли всяческие неудобства одноклассникам. Деньги на мелкие расходы у меня имелись, потому что родители в свое время сделали целевой вклад на мое имя, но оплатить последний год обучения я не могла. Томас предлагал помочь, чтобы я могла доучиться в Седоне, но я отказалась. Не один раз и довольно категорично. Я согласилась с ним жить, потому что он был моим официальным опекуном, но вот деньги я у него брать решительно не хотела.