Андрей Зайцев - Остановившиеся часы

Обтеревшись насухо махровым полотенцем, Асташев вышел из душа и постоял немного в саду. Здесь, в тени деревьев, оставалась еще утренняя прохлада. Но солнце уже поднялось высоко, и очень скоро в городе будет жарко. Здешнее солнце беспощадно к жителям севера, но Асташев не хотел чувствовать себя чужаком. Ведь он родился именно здесь…

Холодное пиво, принесенное Петром Александровичем, было как нельзя кстати. Они выпили по две бутылки, и Асташев засобирался в город. Его родственники так и не провели себе телефон. К тому же он, в принципе, и не хотел, чтобы кто-то из родственников стал невольным свидетелем его телефонного разговора с Мари. Все к лучшему в этом лучшем из миров…

Но прежде всего он должен побывать в другом месте. Петр Александрович в нескольких словах объяснил ему: что, где и за сколько?

— Ты не беспокойся, Сергей, — доверительно говорил ему на пороге дома Петр Александрович. — Мы за могилкой матери присматриваем. Там все…

— Я знаю, знаю… — кивал Асташев, пытаясь придать голосу убедительность. Не дай Бог, подумает, что не верю ему. — Тетя Люба писала…

Путь на кладбище занял минут сорок. На маленьком рынке купил у торговки, сухой старушки с лицом, чем-то напоминавшем лицо младенца, букет тюльпанов. Затем сел в автобус и покатил в северную часть района, туда, где располагалось местное кладбище. За несколько лет здесь многое изменилось. Раньше это была окраина с убогими домишками, ютившимися по склонам балок, а дальше на северо-запад, куда хватало взгляда, уходила степь. Теперь, то тут, то там, высились многоэтажные коробки, обитатели деревянных домишек уходили в иной мир, земля продавалась и на месте халуп строились трехэтажные коттеджи, называемые в разговорах фазендами. Асташев медленно брел по пыльной земле, отыскивая нужную ему аллею. Две цыганки, одна из которых вылитая мулатка, закутанная несмотря на жару в кучу одежек, глянула на него изучающе, но Асташев, преодолевая брезгливое чувство, прошел с отстраненным лицом. Глаза его пытливо всматривались в имена на памятниках, фотографии и даты… Здесь или здесь? Он сомневался, и это сомнение отзывалось где-то внутри глухой, еле различимой болью. Кладбище тоже сильно изменилось. Новые могилы, появившиеся за последние год-два, меняли ориентиры. Уже не было вот тут, ближе к асфальтированной дороге, высокой акации, и Асташев, напряженно оглядываясь, вынужден был искать еще сохранившиеся приметы. Кажется, это здесь… Точно. На него, как будто из самой глубины прошлого, доверчиво глянули глаза мальчика с фотографии на памятнике… Мальчик был его ровесником и умер в двенадцатилетнем возрасте. Асташев помнил эти разговоры старших… Болезнь со странным названием — лейкемия. Белые шарики, красные шарики… Болезнь, почти не оставляющая никаких шансов.

Асташев прошел по аллее, живой в этой обители мертвых, бегло оглядывая оградки. За одной из них копошился человек. Когда Асташев прошел мимо, человек, пожилой мужчина в очках, поднял голову, всматриваясь в прохожего. Асташеву показалось, что взгляд этот был слишком долгим. Было ли это узнаванием? Все может быть. Но Асташев с первого взгляда человека не признал. А заглядываться на него было не удобно.

До могилы матери он не дошел несколько метров. Остановился и смотрел издалека. Все было словно вчера и в то же время как будто погружено в смутный пласт памяти, где смешались события яркие и полузабытые, где все переплелось в трудно распутываемый клубок, это была его жизнь, и это была жизнь кого-то другого, живущего в нем, но как-то отдельно. Это ощущение раздвоения всегда вызывало в нем состояние хрупкой пустоты… Он чутко прислушивался к себе, но ответом было молчание. Наверное, другого не могло и быть…

Рядом с матерью была похоронена бабушка Агриппина. Она умерла незадолго до смерти своей дочери, прожив почти девяносто лет. Отец Асташева погиб, когда ему было пять лет. Отец уехал на заработки куда-то на полуостров Ямал. Асташев смутно помнил блеклые сумерки, отец, жесткий, суровый, наклонился к нему и как будто обжег щекой, поцеловал сухо, в спешке, и собрав вещи, ушел, чтобы никогда больше не вернуться. Потом матери сообщили, что отец погиб в связке с другим монтажником. Оборвался трос, и оба упали в котлован с сорокаметровой высоты. Асташев оставался на кладбище еще полчаса. Положил цветы, поправил оградку, покопался в земле, убирая траву. Позже поймал себя на мысли, что все делает механически, ему хотелось чего-то другого, но он не смог бы конкретизировать свое желание. В чем оно, собственно, заключалось?