Жоэль Диккер - Книга Балтиморов

Бардон вздохнул и повернулся к Гиллелю:

– Тебе никто не говорил, что нельзя сажать маленьких больных детей в тачки? Это унизительно!

– Мистер Бардон, – возразил Скотт, – это вовсе не то, что вы думаете! Наоборот, я никогда не был так счастлив, как в последние месяцы.

– То есть тебя возят в тачке и ты доволен?

– Да, господин директор.

– Да что ж такое, силы небесные, у нас школа, а не цирк!

Бардон, попрощавшись с тренером, Скоттом и его родителями, выразил желание поговорить с Гольдманами наедине.

– Гиллель, ты же умный мальчик. Ты видел, в каком состоянии малыш Скотт Невилл? Физические упражнения для него очень опасны.

– По-моему, наоборот, немножко физкультуры ему очень даже полезно.

– Ты что, врач? – спросил Бардон.

– Нет.

– Тогда держи свое мнение при себе, маленький наглец. Это не просьба, это приказ. Прекрати сажать больного мальчика в тачку и вообще не заставляй его заниматься физкультурой, какой бы то ни было. Это очень важно.

– Хорошо.

– Этого мало. Я хочу, чтобы ты дал слово.

– Даю слово.

– Ладно. Отлично. С сегодняшнего дня с твоими подпольными тренировками покончено. Ты не член команды, ты не имеешь к ней никакого отношения, я больше не желаю видеть тебя в их автобусе, в их раздевалке и не знаю где еще. Я больше не желаю о тебе слышать.

– Сначала театр, теперь футбол. Вы меня лишаете всего! – возмутился Гиллель.

– Я ничего тебя не лишаю, я просто следую правилам и обеспечиваю порядок в нашем учреждении.

– Я не нарушал никаких правил. Мне ничто не мешает тренировать команду в перерывах между сезонами.

– Я тебе запрещаю.

– На каком законном основании?

– Гиллель, ты что, хочешь, чтобы тебя исключили из школы?

– Нет, а в чем проблема, что я тренирую команду не в сезон?

– Тренируешь команду? Это ты называешь тренировкой? Посадить ребенка, больного муковисцидозом, в тачку и катать по полю – это, по-твоему, тренировка?

– Представьте себе, я читал правила. Нигде не сказано, что игроку нельзя возить другого игрока с мячом в руках.

– Так, Гиллель, – взорвался Бардон, потеряв терпение, – адвокатом заделался, да? Адвокатом больных мальчиков в тачке?

– Я просто хочу, чтобы вы не были таким упертым.

Директор с сокрушенным видом повернулся к дяде Солу и тете Аните:

– Мистер и миссис Гольдман, Гиллель – милый мальчик. Но у нас здесь государственная школа. Если вы недовольны, надо идти в частную школу.

– Хотел бы напомнить, что это школа Баккери нас позвала, – возразил Гиллель.

– Позвала Вуди, да. Но с тобой другой случай: ты здесь, потому что Вуди хотел быть с тобой, и мы на это пошли. Но если ты хочешь сменить школу, вольному воля.

– Не очень любезно с вашей стороны так говорить. Это значит, что вам на меня плевать!

– Да нет же, вовсе не плевать! По-моему, ты очень симпатичный мальчик, я тебя очень ценю, но ты такой же ученик, как и прочие, вот и все. Если ты хочешь оставаться в государственной школе, ты должен принять ее правила. Наша система работает так.

– Вы недалекий человек, мистер Бардон. И школа ваша серая. Отсылать людей в частную школу – вот ваш ответ на все? Вы всех стрижете под одну гребенку! Вы запрещаете Стейнбека за пару грубых слов, а сами не способны понять масштаб его произведений! И прячетесь за какими-то непонятными правилами, чтобы оправдать свою узколобость. И не говорите мне про систему, которая работает, потому что ваша система муниципальных школ не работает вообще, и вы это знаете. А в стране, где не работает система образования, не может быть ни демократии, ни правового государства!

Повисла долгая пауза. Директор вздохнул и спросил только:

– Гиллель, тебе сколько лет?

– Мне четырнадцать, мистер Бардон.

– Четырнадцать. Так почему ты не катаешься на скейте с приятелями, вместо того чтобы спрашивать, зависит ли существование правового государства от качества школьного образования?

Бардон встал и открыл дверь кабинета, давая понять, что разговор окончен. Вуди, поджидавший в коридоре на стуле, услышал, как директор, пожимая руки дяде Солу и тете Аните, сказал им:

– Думаю, ваш милый Гиллель никогда не найдет здесь себе места.

Гиллель разрыдался:

– Нет же, вы ничего не поняли! Я целый час вам пытался объяснить, а вы даже не дали себе труда меня выслушать. – Он повернулся к родителям. – Мама, папа, я хочу, чтобы меня выслушали! Я хочу хоть немножко уважения!

Чтобы разрядить обстановку, Балтиморы все вчетвером отправились пить молочный коктейль в “Дейри-Шек” Оук-Парка. Усевшись на скамейки друг напротив друга, они некоторое время хранили необычное для них молчание.