Жоэль Диккер - Книга Балтиморов

Профессор Хендрикс был убежденным борцом за гражданские права. Сол сочувствовал его борьбе, хоть и не был активистом. Иногда он ходил вместе с ним куда-нибудь на собрание или на демонстрацию, главным образом потому, что видел в этом способ отблагодарить его за помощь в подготовке своего проекта. Но вскоре обнаружил, что может извлечь из этого пользу совсем иного толка.

В то время всю страну охватили протестные настроения; демонстрации шли почти везде – против войны, против расовой сегрегации, против правительства. Студенты из всех университетов организовывали автобусные поездки в разные штаты, дабы увеличить число протестующих, и Сол, не имея ни денег, ни поддержки отца для финансирования своих идей по развитию “Гольдман и К о”, получил благодаря демонстрациям возможность бесплатно разъезжать по стране и изучать спрос от имени семейного предприятия.

Географический охват его перемещений менялся в зависимости от протестного движения. Волнения в Кентском университете, студенческие забастовки против Никсона. Он тщательно готовился к каждой поездке и организовывал встречи с администрацией больниц, с оптовиками, с перевозчиками. Оказавшись на месте, он в суматохе выбирался из толпы и исчезал. Застегивал рубашку, приводил в порядок костюм, откалывал антивоенные значки, повязывал галстук и отправлялся на встречи. Представлялся директором по развитию “Гольдман и К о”, небольшой фирмы-производителя медицинского оборудования из Нью-Джерси. И пытался понять, каковы потребности в разных регионах, чего ждут и чем недовольны больницы и врачи, в какую щель может просочиться “Гольдман и К о”. Может, нужны быстрые поставки? Или они заинтересованы в качестве оборудования? В сервисном обслуживании? Надо ли делать склад в каждом городе? Или в каждом штате? Он собирал сведения о помещениях, о зарплатах, о социальных гарантиях служащих. Вернувшись в свою комнатку в кампусе, он складывал исписанные страницы в большую папку и делал разные пометки на карте страны, висевшей у него на стене. В его голове жила одна-единственная мысль: пункт за пунктом подготовить такой проект развития отцовской фирмы, которым тот смог бы только гордиться. Это станет минутой его славы – он превзойдет брата, всеми уважаемого инженера. Станет человеком, обеспечившим устойчивость и долговечность Гольдманов.

Иногда вместе с ним ездила и Анита. Особенно если в демонстрации участвовал ее отец. Она все время шла с ним рядом и отвлекала его, уверяя, что Сол либо отстал на несколько рядов, либо находится во главе демонстрации, с организаторами. Под вечер они встречались в автобусе, и профессор Хендрикс спрашивал:

– Где вы были, Сол, я вас сегодня не видел?

– Такая толпа, профессор Хендрикс, такая толпа…

В 1972 году их борьба достигла пика. Они участвовали во всех мероприятиях: годился и Уотергейт, и равенство женщин, и “Проект Ханиуэлл”, требовавший запрета противопехотных мин. Повод был не важен; главное, что дядя Сол получал прекрасное алиби и продолжал изучать рынки сбыта. На один уикенд они ехали на демонстрацию в Атланту, на следующий участвовали в собрании комитета за права чернокожих, а еще через неделю шли маршем по Вашингтону. Солу почти удалось завязать устойчивые партнерские связи с известнейшими университетскими госпиталями.

Родители Сола знали, что сын вечно носится по горам, по долам, но железно уверовали в официальную версию – что он убежденный борец за гражданские права. Откуда им было знать, как все обстояло на самом деле?

Весной 1973 года дядя Сол вот-вот должен был представить отцу результаты своих невероятных трудов во благо компании: у него были подготовлены партнерские соглашения, которые оставалось только подписать, имелись проверенные потенциальные сотрудники, списки складов, которые предстояло арендовать. А потом случилась эта лишняя демонстрация в Атланте, одним из организаторов которой был профессор Хендрикс. На сей раз Сол с Анитой всю дорогу шли вместе с ним в первых рядах. И это бы не имело никакого значения, не окажись их фото на первой полосе “Тайм”. Из-за этой фотографии и случилась ужасная ссора Макса Гольдмана с сыном. После нее они не перемолвились ни словом в течение двенадцати лет. Достаточно было просто объясниться с дедушкой, но Сол оказался не способен поступиться своей гордостью.

Я прервал телефонный рассказ дяди Сола:

– Значит, ты никогда не был активистом?

– Никогда, Маркус. Я всего лишь пытался расширить “Гольдман и К о”, чтобы произвести впечатление на отца. Хотел только одного: чтобы он мною гордился. Я чувствовал себя отверженным, униженным. Он все хотел делать по-своему. Сам видишь, куда это нас привело.