Чаю напились вволю и спать улеглись дружно. В дрёме я лежал на животе, поджав руки к бокам и прикрывшись телогрейкой. Прежде чем уснуть, я успел подумать, что если всё пройдёт как надо, то сегодняшняя уха из двух лещей, выловленных Виктором, окажется последней.
Пробуждение получилось тяжёлым. Голова гудела, в теле застыла скованность. Песок на острове казался серым, таким же, как и небо.
Напились чаю, стало легче. Погрузились, буднично переправились через воложку на конус выноса — полной темноты решили не ждать. Когда спрятали в овраге лодку и по тропе поднялись на горы, то ребята пошли на место, а я лёг на всякий случай в засаду неподалёку от сосны.
Я лежал спиной к реке на волжском склоне, высунув голову над его краем. Прохладная земля, влажные травинки, неподвижность. Как пауза перед событиями, которых я совершенно не предчувствовал. Будто бы собирался дождь. Я видел начало тропы между пышными кустами и разлапистой сосной, лужайку, прямо перед собой — посадки и коридор газопровода. Тропа есть тропа — кто-то мог пройти.
Через полчаса я поднялся и двинулся на место. Я крался, аккуратно ступая по твёрдой земле. На пустынном коридоре газопровода тишина стояла гробовая, неровными рядами вдоль оврага лежало сено и похрустывало под ногами.
Виктор разложил в соседнем ряду плёнку, укладывал по другую сторону от намеченной ямы дёрн.
Копали так: один кайлой намечал куски суглинка, другой выбирал его лопатой на плёнку.
Третий, отдыхая, ходил то к правому оврагу, то к левому — поглядывал по сторонам.
Почти не разговаривали. Да и о чём? Нас охватила какая-то радостная обречённость: сейчас, буквально сей час, решится всё, ради чего мы прожили эти умопомрачительные шесть дней! Аккуратно выкладывали землю на плёнку: сначала шёл плотный суглинок, но быстро сменился супесью с песчаными прослоями.
Скоро яма стала глубиной в штык, а потом и в два. У меня дрожали руки! С ума сойти! Нет там ничего, потому что не должно! Координаты расплывчаты, сведения предположительны, наивны, да и что они значат? Кау-гау — это что? Это много денег, что ли? Всё — вымысел. Да-да, убеждал я себя, ничего не будет, тем более что грунт по всей площади ямы одинаковой плотности, не похоже, что здесь копали!
А руки всё равно дрожали. И чем выше поднималась гора грунта на полиэтиленовой плёнке, тем ближе был ответ на все вопросы сразу.
Но и третий штык прошли — ничего. Разумным пределом Павел объявил полтора метра, но ведь и Тадер-то должен был соображать!
Опять мне не повезло! Я вышел отдышаться к правому оврагу. Тишина стояла тёмная, свежая. Пахло сеном. Какая ночь! Я вернулся к яме.
В яме стоял Павел и вытаскивал оттуда на лопате маленькие куски суглинка.
— Твёрдый пошёл? — посочувствовал я.
— Какой твёрдый! — прошептал Виктор. — Есть!
— Что есть?
— Клад!
— Тихо! — оборвал нас Павел. — А то уйдёт! Не пойму никак — округлое, твёрдое…
— Сбоку, — шёпотом объяснил Виктор. — Чуть мимо не прошли!
— Похоже на большой чайник, — сказал из ямы Павел, — а ручки нет.
Он, наклонившись, пыхтел в яме и напевал:
— Ля-ля, ля-ля! Пом-пом! Ля-ля…
Это было его торжество! И он мог делать всё что угодно — петь, прыгать, мог спать уйти. Логика железная: найди клад и можешь вытворять всё, что захочешь. Павел нашёл!
Какая ночь! Душный прохладный воздух напитался запахом дубовых листьев, а ещё пахло из ямы свежераскрытой землёй, влажной и тяжёлой.
Минут пятнадцать мы посидели возле ямы. Я покурил. А куда торопиться? Ночь-то была какой тёплой! Мы сидели расслабленные, аккуратные, не успевшие ещё сильно запачкать брезентовые штаны и майки. Я пускал дым то Паше, то Виктору, они жмурились.
— Ты, что ли, обнаружил? — спросил я Виктора.
— Паша.
— А как ты по этому чайнику кайлой не попал?
— Сам удивляюсь.
— Вскрываем! — сказал Павел. — Слава, нож?
— Есть.
Павел возился в яме, мы сидели над ним, слушали.
— Ну, держись, ребята, — довольно сообщил из ямы Павел.
И он выложил ком земли из ямы на землю.
Ком был плотным и увесистым. Если это чайник, то странный. С одной стороны торчал чуть согнутый носик. На противоположной стороне не было никаких следов ручки, ни выступа, ни дырки. А с боков имелись металлические ушки. С дырочками!
— Ребята, — сказал я, — это урыльник.
— Ка-акой ещё урыльник? — зашипел Виктор.
— То есть рукомойник или поильник. Раньше в крестьянских избах такие висели. Где запечье. К урыльнику крепилась цепочка, и за неё он вешался на гвоздь. Гвоздь вбивался в балку. В урыльник наливалась вода. И если надо хозяйке сполоснуть руки, она складывала ладони горстью перед носиком, а большим пальцем наклоняла носик вниз. Водичка-то в руки и бежала! Не грех было и умыться иногда. Потому и…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу