Владимир Евдокимов - Забытый берег

Конев повёл челюстью, визгливо зевнул, втянул в себя воздух расширенными ноздрями.

— Я его тогда умыл, в машину отвёл. А на заднем сиденье лежит пустая фляжка из-под водки — он её втихаря через соломинку-то и высосал. Привожу его домой, жена дверь открывает, а он — хывой!

Он опять задрал Коневу верхнюю губу.

— Пожелтели, правда, но это от курения.

Дёрнувшись, Конев отскочил к лежащей на щебне палатке.

— Понимаешь, Слава, — вернувшись к берегу, угрюмо сказал Павел, — что-то мы делаем не так. Он же не соображает! У него главный интерес желудочный: водка, книга — всё равно! Он читает, как жрёт. Но водку предпочитает! А мы давим на психику. Она у него есть?

— Если делает выбор между книгой и водкой, значит, что-то соображает?

Павел задумался.

— Давай, — пригласил я, — будем пить чай.

На правах гостеприимного хозяина я заваривал в кастрюльке чай. Сравнение водки и книг с пищей было важным. Здесь явно пряталось то, что могло открыть нам глаза.

Чай Павел пил жадно, кряхтел. Момент был подходящий, и я предложил:

— Давай сделаем Саше объяснение?

— Чего-о?

— Надо объяснить ему ситуацию, как глупенькому. На пальцах.

Конев, читая очередную книжку, правда, тоненькую, чуть повернул голову в нашу сторону, прислушался. На голове торчком стоял хохолок.

Павел отхлебнул чаю.

— Мысль глубока…

— Саша! — позвал я. — А ну, иди к нам! На пару слов!

Сидя возле рюкзака, Конев сверкнул глазами в нашу сторону.

Продолжая улыбаться, Павел поставил кружку на щебень, затрещинами пригнал Конева к костровищу и разрешил пить. Отыскав стопку, Конев выпил, сел на корточки, довольно закурил.

— Ты зря не закусываешь, — поучил я его, — выпил стопочку, так закуси, пожалей пищевод.

Павел сопел, потом, прочистив горло, сладко заговорил:

— Саша, мы, наверное, были не правы. Мы думали, что ты мешаешь нам нарочно. Но ведь это не так, правда? Тут в чём дело. Мы здесь, — Павел сделал рукой полукруг, — отходим душой в прекрасном месте. Прояви же воспитанность, покинь это место. А твой интерес, Саша, мы признаём. Пятая часть, с учётом того, что всё делаем мы, законно твоя. Такая у нас к тебе просьба. Пожалуйста.

Слушая, Конев молчал и глядел в землю. Когда Павел закончил, не меняя выражения лица, сказал:

— Вам надо, вы и уходите.

Он решительно встал, повернулся и двинулся к лежащей в кустах палатке. За ним отправился Павел и отвесил Коневу очередную затрещину. Как это свойственно моральному террору, он быстро перешёл в физический.

— Паша! — крикнул Конев, повернулся и вцепился в куртку Павла.

Пришлось вступать мне. И я отвесил Коневу крепкую оплеуху. Он отпустил Павла, отпрыгнул в сторону, сморщился и всхлипнул:

— Слава!

Я сказал:

— Ты от жары и водки плохо соображаешь. Собери вещи и уходи. И проблема решена.

Он усмехнулся, весело стал поглядывать то мимо меня, то мимо серых головешек костровища, то мимо Павла. Павел вздохнул и отвесил ему ещё одну затрещину. Что-то Конев себе вообразил, подскочил к палатке, обхватил рюкзак руками и, всхлипывая, запричитал:

— Вы не имеете права! Это нарушение!

Павла удалось оттащить тогда, когда он уже несколько раз огрел Конева по затылку.

— Слава! — причитал Конев. — Слава!

— Саша, перерыв. Допей бутылку и начни следующую. Костёр разложи, закури. А мы подумаем.

Ну, как же так? Ведь мы всё сделали, осталось чуть — выкопать клад и вернуться в Москву. Больше ничего!

— Мы его дожмём, — сказал я, когда мы отошли в сторону и уселись каждый на свои кроссовки, — а продолжим так. Мы спросим его…

— Мы отнеслись к нему, как к заблудшей овце, — мрачно перебил меня Павел, — а он опасный и хитрый противник.

— Я понял тебя. В этой игре мы должны его победить.

Между тем Конев допил водку, пришёл к костровищу и принёс с собой бренди, новую пачку «Пегаса», книжку под названием «Ленин в Берне и Цюрихе» и горбушку чёрного хлеба. На костёр он нарочно не обращал внимания. Жевал хлеб, сидя на корточках и глядя мимо нас на воложку. Пожевав, отложил горбушку на камешек, с треском открутил пробочку у бутылки, сделал большой глоток бренди. Сладко почмокал, хрустя целлофаном, распечатал пачку сигарет, вытащил из костра головешку, раздул её, прикурил. А потом читал, с наслаждением затягиваясь сигаретой, и изящно краем рта пускал дым в сторону.

Для достижения его цели это было замечательным решением — ждать. Он и ждал. Дело было за нами. И я спросил его: