Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

— Трудно сказать. Этот предмет не должен быть уж очень большим, потому что, вероятно, помещался в сундук. Но о Короне я ничего не знаю, — ответил он.

Аско решительно направился к сломанной двери и распахнул ее:

— Господа, следуйте за мной.

Из отеля Еж отправил Цельхаузену сообщение о втором сундуке, который тоже был найден пустым. Кроме того, он шариковой ручкой перерисовал копию изображения на сундуке, которое выдавил на бумаге, находясь в яме, и отправил ее доктору. Ответ пришел быстро. В нем Цельхаузен никак не расшифровывал надпись, и Еж решил не спрашивать о ее содержании. Инструкции, полученные от доктора, были четкими. Евреев пока не искать. Сначала отделаться от полицейской слежки. Надо, чтобы полиция решила, что они уехали из страны с пустыми руками.

— Поедете в Германию. Отправляйтесь как можно скорее, но сначала убедитесь, что полиция знает о вашем отъезде и поверила в то, что у вас ничего не получилось.

День клонился к закату, и низкое солнце пробивалось сквозь дымку. Даниэль взглянул на запыхавшегося Мейера и отметил про себя, что тот здорово сдал. В предвечернем свете старик казался бледным. Его жидкие седые волосы как будто растворялись в воздухе и стали почти незаметными. Яновски помнил Мейера мужчиной средних лет, игравшим в футбол в клубе «Маккаби» в компании ребят лет на двадцать моложе его — Даниэль и сам был одним из них. То, что профессор проигрывал юнцам в скорости, он компенсировал мастерством. Тогда у него были длинные черные волосы и блеск в глазах. После тренировки Мейер рассказывал всем о своем отце и предках. Он до мельчайших подробностей знал всю историю финских евреев и помнил в деталях события минувших дней и биографии людей. Впечатляло, насколько физически крепок и полон сил может быть человек, занимающийся сидячей работой. Но теперь возраст все-таки одолел Мейера.

— У тебя есть какие-то предложения? — спросил Аско, и Даниэль отвлекся от своих мыслей.

Он понял, что имеет в виду коллега. Они стояли на углу у Гауптвахты. На этот раз им недостаточно было просто войти в здание — необходимо было проникнуть в камеру, где что-то раскапывали Еж и его компаньоны. Даниэль помотал головой.

Аско наморщил лоб и решительно посмотрел в сторону ворот.

— Не вижу других вариантов, кроме как сообщить караульному о расследовании и попросить его держать язык за зубами. И будем надеяться, что он так и поступит, — сказал Аско.

Мейер вопросительно посмотрел на Даниэля. Даниэль понимал, что у историка проснулся интерес к этому расследованию, но у него наверняка имелось собственное представление о своей роли в нем. Даниэль ободряюще кивнул.

Аско повернул с улицы к входу в здание Гауптвахты и остановился перед ним. Даниэль и Мейер отстали на несколько метров и остались ждать немного поодаль. Вскоре к воротам вышел часовой. Даниэль узнал его — это был тот же военный, который впустил его в прошлый раз. Констебль что-то тихо сказал ему и предъявил служебный жетон, какие-то фотографии и документы. В конце концов часовой открыл ворота, пропустил их внутрь и проводил к двери, ведущей в коридор с камерами. Затем он, явно нервничая, протянул Аско ключ:

— У вас пятнадцать минут.

Даниэль провел их к двери пятой по счету камеры со стороны улицы. Аско быстро открыл ее. Все столпились перед дверью. Несмотря на то что окно было маленьким, в камере оказалось неожиданно светло. Внутри никого не было. Пол посредине был застелен полосами коричневой оберточной бумаги, под которой обнаружилась рыхлая земля — свидетельство того, что это место недавно засыпали. Раскоп был примерно того же размера, что и во дворе церкви.

Они в изумлении окружили отверстие в полу. Аско перебирал волосы на голове.

— Засыпали, — кивнул он в сторону раскопа и тут же вспомнил, как накануне наблюдал в бинокль за окном камеры.

— Должно быть, подвал оказался изолированным, когда здесь строили камеры, — пояснил Мейер. — Само здание Гауптвахты возвели за тридцать лет до этого, в 1843 году.

Профессор подошел к окну и выглянул наружу. Рядом на повороте визжал трамвай. Поток транспорта полз мимо Гауптвахты по мощенной булыжником мостовой исторического центра Хельсинки.

— Первый Наринкка находился именно тут, — сказал Мейер. Было ясно, что в нем проснулся историк. — А может быть, наши предки спрятали что-то здесь и оставили грядущим поколениям своего рода послание, которое потом приняли за вымысел?