Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

— Что такое? — заволновался Краснопольский. — Вы это о ком?

Машина остановилась. Пылевое облако догнало ее, обволокло со всех сторон, а потом, редея, лениво уплыло вдоль улицы. Сквозь запыленные окна слева был виден знакомый почерневший забор и редкий, тоже черный от непогоды, резной штакетник заросшего мощной, корявой, полузасохшей бузиной палисадника. Водитель повернул ключ, машина конвульсивно содрогнулась в последний раз, и в салоне стало тихо.

— Выжлов сегодня утром не вышел на работу, — произнес в этой тишине Басаргин. Капитан сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, и голос у него, несмотря на ранний час, был усталый — такой усталый, что Глеб даже не стал спрашивать, откуда, собственно, капитану стало известно о невыходе директора школы на работу в седьмом часу утра. Ведь он подкатил к гостинице, уже зная это! Во всяком случае, с того самого момента он все время был у Глеба на глазах, и Сиверов мог поручиться собственной головой, что никаких сообщений капитан не получал. — Он всегда приходил в школу ни свет ни заря — проверял, все ли в порядке, — вставил Басаргин, который и впрямь, казалось, умел читать мысли. — А вот сегодня не пришел. А уборщица, старая калоша, как на грех, где-то посеяла ключ от входной двери. Ну и, натурально, отправилась к Выжлову, благо от школы сюда рукой подать. Вот. Ну, короче, айда. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Крови там нет, не бойтесь, — с затаенной насмешкой добавил он, заметив колебания Краснопольского.

Капитан солгал — кровь в доме была, хотя и в очень небольшом количестве. Маленькое пятнышко ее темнело на полу кабинета, рядом с оскаленной пастью убитого много лет назад медведя, да на дверном косяке виднелся нечеткий, смазанный отпечаток испачканной ею ладони, как будто кто-то, пытаясь оказать сопротивление, схватился за край дверного проема, но рука не удержалась, соскользнула. Глебу привычно пришла на ум дактилоскопическая экспертиза, но он тут же прогнал эту мысль: расследование проводил не он, и не ему в его нынешнем статусе было требовать каких-то экспертиз.

В большой гостиной, где они давеча пили водку, а также в кабинете, где ее допивали, все было перевернуто вверх дном, переломано и искромсано, как будто тут долго и ожесточенно дрались. Глеб припомнил внушительные габариты и плавные, уверенные движения Сергея Ивановича Выжлова и подумал, что ночным гостям, кем бы они ни были, этой ночью пришлось изрядно попотеть. Дом директора школы напоминал торговый зал московского ювелирного магазина «Эдем» после того, как местная братва пыталась потолковать по душам с уроженцем Волчанки по фамилии Сохатый и его приятелями, Захаром Макарьевым и Егором Ульяновым. Чего не хватало для полноты картины, так это трупов, что, впрочем, было неудивительно: похоже, ночные гости Сергея Ивановича были не из тех, кого можно прикончить ударом кулака.

Замаскированный оружейный шкафчик в углу кабинета был открыт настежь, содержимое зеленого цинкового ящика для боеприпасов рассыпалось по полу. Темно-серый, поблескивающий, как графит, порох был буквально втерт в лежащие на полу шкуры и в щели между половицами ногами, а может быть, и боками дерущихся. Под ногами было полно дроби, картечи, капсюлей и пыжей; повсюду валялись разноцветные гильзы — картонные, пластмассовые и даже старомодные, латунные, с покрытыми зелеными пятнами окисла желтыми боками. И среди всего этого добра радостно поблескивали рассыпавшиеся из кофейной жестянки серебряные шарики — пули, которыми Выжлов заряжал патроны, когда за ним пришли.

Коллекционная немецкая двустволка, нетронутая, висела на стене, зато ее младшей сестре повезло меньше. Скорострельная магазинка с отломанным прикладом и расщепленным ложем валялась на полу среди прочего мусора; видно было, что ею не пользовались как дубиной, а просто лупили обо что-то твердое с намерением сломать — лупили до тех пор, пока ружье и впрямь не сломалось.

— Можно? — спросил Глеб.

— Валяй, — равнодушно пожав плечами, разрешил Басаргин.

Такая уступчивость была понятна Сиверову. Труп, похоже, до сих пор не нашли, и начальник милиции явно предполагал (да нет, пребывал в полной уверенности!), что его не найдут уже никогда. Нет трупа — нет и уголовного дела. Даже пропавшим без вести Выжлова объявят лишь после того, как в правоохранительные органы поступит заявление от обеспокоенных родственников или соседей, которое по закону может быть принято лишь по истечении трех суток с момента исчезновения. И было очень сомнительно, что такое заявление кто-нибудь захочет подать. Родственников Выжлов, кажется, не имел, а соседи. Как и все население Волчанки, они прекрасно понимали, куда делся директор школы, и считали поиски делом бессмысленным и вредным для здоровья. Так что, с точки зрения капитана Басаргина, никакого преступления тут не произошло, и он не видел препятствий к тому, чтобы трогать улики руками, переставлять их с места на место и даже, наверное, выбрасывать.