Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

— Люди гибнут, — нимало не смутившись, согласился Краснопольский. — А начальник милиции сидит сложа руки и пишет липовые протоколы. И не спрашивайте у меня, что еще вы должны написать! — возвысив голос, упредил он очередной риторический вопрос капитана. — Не мне вас учить, что писать. Да и не писать тут надо, а действовать. Одна хорошая облава — и от вашей нечистой силы следа не останется. Ведь двадцать первый век на дворе! Пора бы уже решить, что с вашими оборотнями делать. То ли в заповеднике их поселить под наблюдением ученых, то ли осиновым колом проткнуть. Сколько же можно?!

Сидевший за рулем сержант покосился на геолога через плечо и укоризненно покачал головой, явно поражаясь тому, что на свете бывают такие тупые люди и что кто-то доверяет им руководящие должности. Что с того, что его подчиненные — точно такие же городские охламоны? Чтоб такими руководить, наоборот, нужно быть семи пядей во лбу, а этот — ну, дурак-дураком!

Басаргин, скрипя старыми пружинами, развернулся всем телом назад и уставился на Краснопольского поверх низкой спинки сиденья. Глебу снова, уже не в первый раз, почудилось, что капитан борется с желанием вместо очередной реплики от души врезать собеседнику по физиономии. Принимая во внимание множество нюансов здешней жизни, в которых Сиверову еще предстояло разобраться, выдержке начальника милиции можно было только позавидовать.

— Не понимаешь? — даже с какой-то жалостью произнес Басаргин. — Да, вижу, что не понимаешь. Мы для тебя — просто куча деревенских придурков, которые тени собственной боятся. А я тебе так скажу: да, боимся! Весь поселок боится. В твою ученую голову не приходило, что даже в институтских учебниках не про все написано? Я ведь тоже не церковно-приходскую школу кончал, а что тут творится — до сей поры не понял. Облава. Начнем с того, что в облаву эту никто из наших, волчанских, под дулом автомата не пойдет. Стреляй, скажет, все одно пропадать!

— Да, в это поверить нетрудно, — вынужден был признать Краснопольский.

— То-то. Теперь смотри. Что я могу? Могу, конечно, подкрепление из области вызвать и вообще, так сказать, обратиться к высокому начальству. Доказывать, что я трезвый и в своем уме, мне придется долго, но это бы еще ничего. Но ты же только что видел, что со Степкой Прохоровым сделали! И, заметь, только за то, что он с вами парой слов перекинулся. А если я начну во все колокола трезвонить. Словом, до ночи, может, и протяну, а утра мне уже не увидеть, это даже к гадалке не ходи. Я и то удивляюсь, чего они тянут? Чтоб вы знали, я с самого первого нашего разговора, со дня вашего приезда, на ночь пистолет под подушку кладу.

— С серебряными пулями? — не упустил случая съязвить Петр Владимирович.

Глеб его хорошо понимал: он и сам, честно говоря, удержался от аналогичной реплики с большим трудом.

— Насчет серебра ничего не скажу, — тяжело ухмыльнувшись в прокуренные усы, проворчал Басаргин. — А с пистолетом все-таки спокойнее. Если окажется, что обычная пуля эту сволочь не берет, успею хотя бы застрелиться. Все лучше, чем как Степан. Вот так-то, господа ученые! Да я вам больше скажу! Уверен, что мэр наш, Николай Гаврилович, по вашей милости тоже на ночь вместо бабы ружье под бок кладет.

Даже Глеб, ожидавший чего-нибудь именно в этом роде, был слегка обескуражен откровенностью Басаргина. Причем шокировали не столько слова, сколько то обстоятельство, что начальник милиции высказывал все это в присутствии своего подчиненного. А тот, крутя баранку, не забывал согласно кивать в ответ на каждую произносимую начальством глупость, из чего следовало, что если сам он и не спит с табельным пистолетом под подушкой, так только потому, что имел осторожность не вступать с приезжими в длинные разговоры.

— Вот, Валера не даст соврать, — будто подслушав мысли Сиверова, кивнул в сторону водителя Басаргин. — Предшественник мой, старлей, Мурзин Василий Андреевич, он-то как раз и был такой, какого вам надобно, — с шилом в одном месте. Ничего плохого про покойника не скажу, мент он был настоящий и беспорядка на своем участке терпеть не хотел. Ну, а когда люди пропадают — это, сами понимаете, беспорядок. Так ему, по крайней мере, казалось. Не понял он, не успел понять, что это порядок тут такой.

— Ого! — Краснопольский неприятно хохотнул и отчетливо лязгнул зубами, едва не откусив себе язык, когда машину особенно высоко и резко подбросило на очередной колдобине.

Глебу показалось, что водитель сделал это намеренно; впрочем, так показалось не ему одному, поскольку Краснопольский прожег круглый затылок сержанта неприязненным, сердитым взглядом, а Басаргин негромко буркнул: