Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

— Знакомая ножка? — будто угадав его мысли, саркастически осведомился капитан Басаргин.

Торчавший у двери сержант, дымя сигаретой и лениво отмахиваясь от мух, криво, недобро ухмыльнулся.

— Не понимаю, откуда такой тон, — ощетинился Краснопольский. — Вы так говорите, будто в этом есть доля нашей вины.

— Да какая там доля, — безнадежно отмахнулся капитан. — Доля. Это, считайте, ваша работа. Жалко, что в Уголовном кодексе про такие дела ничего не сказано. Я б вас с удовольствием посадил, верите?

— Руки коротки, — окончательно раздражившись, огрызнулся Петр Владимирович.

Пока они переругивались, Глеб еще раз внимательно огляделся по сторонам, но не заметил ничего интересного. На столе стояла помятая алюминиевая кастрюля с недоеденными макаронами; рядом возвышалась на три четверти пустая литровая бутылка с какой-то коричневой, слегка мутноватой жидкостью, а возле нее стоял граненый стакан — тоже мутный, захватанный грязными пальцами, с коричневым ободком вокруг донышка. Табурет был перевернут, под столом валялась папироса с едва обуглившимся кончиком; кроме этого да еще кровавой лужи и ножа, никаких следов борьбы и иного беспорядка в комнате не наблюдалось. Что до грязи и бардака, то они, по всей видимости, являлись неотъемлемой частью того, что неженатый хозяин этого дома считал порядком.

Жидкость в бутылке, понятное дело, являлась самогоном, настоянным на каких-то местных травах. Глебу подумалось, что именно эта штука, быть может, служила для Степана Прохорова источником вдохновения, откуда он непрерывно черпал байки, в которые сам свято верил. Это была неплохая гипотеза, и притом вполне убедительная: развившаяся на почве алкоголизма шизофрения, параноидальный бред, который иногда бывает куда более причудливым и детализированным, чем россказни Прохорова. Вот только кровавые следы на полу — следы, которые даже с очень большой натяжкой нельзя было приписать какому-либо известному современной науке млекопитающему, — никак в эту гипотезу не укладывались. Сумасшедшему ничего не стоит поранить себя или даже убить, но он не может волоком утащить свое мертвое тело в лес, оставляя после себя вот такие ни на что не похожие отпечатки.

Глеб рассеянно протянул руку к стакану, намереваясь его понюхать, — просто так, без какой-то определенной цели, — но его остановил грозный окрик Басаргина:

— Не сметь!

Глеб медленно убрал протянутую руку и только после этого повернулся к капитану:

— Чего орешь? Весь поселок распугаешь.

— Ты ж у нас грамотный, — неприязненно скривив лицо, сказал Басаргин. — Должен бы, кажется, знать, что на месте преступления ничего нельзя трогать.

— Да, — сказал Глеб. — Извини. Знать — это одно, а помнить — другое. Я, видишь ли, редко бываю на месте преступления.

Подумал он при этом, что капитан Басаргин ведет себя как набитый дурак, разыгрывая перед приезжими и собственными подчиненными этакого комиссара Мегрэ. Ничего не трогать на месте преступления. Можно подумать, что он ожидает прибытия экспертов, которые примчатся сюда из области и сразу же кинутся снимать со всего подряд отпечатки пальцев!

— И вообще, — сказал он, — с чего ты взял, что это — место преступления?

— А что же это, по-твоему? — вертя в пальцах незажженную папиросу, поинтересовался капитан.

— Я тебе еще раз говорю: этот ваш Прохоров — ярко выраженный псих. Вчера мы его своим визитом, видимо, здорово разволновали, вот он и решил подкрепить свои россказни этой инсценировкой.

— А следы?

— Да мало ли чем их можно оставить! Следы. Сейчас в любом отделе игрушек продаются такие плюшевые монстры, что, если их лапами где-нибудь наследить, потом целое стадо академиков свихнется, пытаясь понять, что это за зверь тут пробежал.

Краем глаза Глеб заметил, как при этих его словах на лице Петра Владимировича возникло выражение, в котором внезапно вспыхнувшая надежда в равных пропорциях смешалась с искренней досадой. Надеялся Краснопольский, видимо, на то, что все чинимые экспедиции препоны и неприятности остались позади, а досадовал из-за того, что ему самому, ученому, умному человеку, такое простое и логичное объяснение не пришло в голову.

Глеб, который измыслил все это прямо на ходу, просто для того, чтобы спровоцировать Басаргина на дальнейшие действия, искренне пожалел своего временного начальника. Ах, как удобно было бы объяснить все здешние странности выходками деревенского сумасшедшего, который наслушался сказок и вообразил себя одним из их персонажей! Тогда на все это можно было бы с чистой совестью плюнуть и заняться нормальными, простыми человеческими делами: побросать экспедиционное снаряжение в кузов «шестьдесят шестого», рассадить на тюках людей и двинуть к истокам Волчанки. Как в песне поется: «Выверен старый компас, розданы карты и кроки».