Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

Они закурили, и дым потянулся в занавешенную пожелтевшей марлей форточку. По ту сторону, привлеченные теплом и светом, толклись и зудели в прохладной ночной темноте крылатые кровососы. Можно было не сомневаться, что заменяющая им ум, честь и совесть, а также все остальное неутолимая жажда крови поможет многим из них преодолеть препятствие и, когда в комнате погаснет свет, Петру Владимировичу Краснопольскому будет весело.

— Занятно? — с вялым удивлением повторил начальник экспедиции. — Ну, не знаю, право. Не вижу в этом ничего особенно занятного. Мало ли по какой причине он скрыл от нас правду. Может быть, просто постеснялся признаться, что, наслушавшись сказок, поступил с прадедушкиным наследством таким странным образом.

— Очень может быть, — рассеянно согласился Глеб, наблюдая, как Петр Владимирович прячет в ящик с оборудованием свою железную коробочку.

Так и не зачехленный впопыхах скорострельный карабин стоял у стены в углу, и свет электрической лампы тускло отражался в вороненом железе и гладком дереве. На свободной кровати лежал развороченный рюкзак, поверх которого была брошена куртка — настоящая, воспетая бардами всех времен и народов штормовка из линялого грубого брезента. При Глебе Краснопольский не надевал ее ни разу, и Сиверов понимал почему: это была его рабочая одежда, а работы пока не было и, что самое обидное, не предвиделось.

— Мы с вами провели бок о бок почти весь день, — сказал Краснопольский, — но, кажется, не перебросились и парой слов.

— Ну, парой-то перебросились, — рассеянно возразил Глеб, разглядывая клубящийся под лампой табачный дым.

— А между тем, по-моему, настало время нам с вами серьезно поговорить, — заявил начальник экспедиции. — Вы отрекомендовались консультантом по вопросам безопасности.

— По большей части это была просто шутка, — сказал Сиверов, подавив вздох.

— Жаль. Боюсь, мне как раз нужна именно такая консультация.

Глеб все-таки не сдержался, вздохнул.

— По идее, я сейчас должен бы обрадоваться, — сказал он. — Но — увы! Лучше бы моя консультация вам не понадобилась. Простите, но ничего утешительного я вам сказать не могу.

Краснопольский поморщился.

— Ничего другого я от вас, признаться, и не ждал. Вы как будто сговорились с местными жителями — делаете все, чтобы усложнить мне работу.

Глеб сделал вид, что очень удивился.

— Например?

— Например, как вы сегодня напустились на этого Басаргина. Это же черт знает что такое! Конечно, он груб, самоуверен и некомпетентен, но чего вы ждали от поселкового милиционера? Надо же как-то сдерживаться! Он и так нам мешает, а вы его еще и злите. Зачем, скажите на милость, дразнить гусей?

— Чтобы гуси разозлились, — резонно ответил Глеб. — Разве может быть какая-то иная цель? Чтобы посмотреть, как они станут себя вести, когда разозлятся.

Теперь удивился Краснопольский, и, кажется, непритворно.

— Вы хотите сказать, что сделали это намеренно, а не просто сорвали на нем раздражение? Но зачем?!

— Вы правильно заметили: он нам мешает, — сказал Глеб. — И по-моему, делает это целенаправленно. Вот мне и захотелось посмотреть, как далеко он готов зайти в своем стремлении нас остановить.

— То есть?..

— Сами подумайте: как повел бы себя грубый, самоуверенный и некомпетентный поселковый мент на его месте? Да еще и обиженный мент, которому указали на его, как вы выразились, некомпетентность. А? Что стал бы делать такой персонаж на месте нашего Басаргина?

— Ну, и что же?

— Все что угодно, только не то, что сделал он. Мне с самого начала показалось, что он ведет себя странно. Наехал на меня с допросом по всей форме, как будто действительно подозревал, что это я перегрыз Прохорову глотку.

— Ну и что тут странного? Типично милицейский подход.

— Будь это типичный подход, и вас, и меня для начала отметелили бы резиновыми палками и бросили на нары. Подержали бы суток трое, а потом начали бы тупо колоть, выбивая признание. Выбили бы или нет — неважно, важно, что, сидя в камере, вы бы уже не помышляли о своей экспедиции. И не говорите мне, что обвинять нас с вами в убийстве Прохорова — абсурд. Людей судили и даже приговаривали к расстрелу и по более абсурдным обвинениям. А мы, как-никак, были последние, кто видел его живым. И Выжлова, который мог бы свидетельствовать в нашу пользу, тоже нет, а уж у него-то мы вообще засиделись дотемна. Понимаете, что я хочу сказать? Если наша экспедиция тут не ко двору, то это великолепный шанс ее прекратить! Такой шанс, что, если б его не было, его бы следовало организовать. И вовсе не обязательно, чтобы все происходило так мрачно и жутко — с побоями, обвинениями и допросами по десять часов. Достаточно было просто задержать нас до выяснения обстоятельств. А они, как вы, наверное, уже поняли, никогда не выяснятся. Если их и выяснит кто, так это уж точно будет не Басаргин. Да и задержания бы не понадобилось. Взяли бы подписку о невыезде, и все.