Валерий Воскобойников - Татуировка

Наконец номер был поставлен. Точнее, это была только часть общей композиции. Сначала Аркадий с тремя партнерами на огромной высоте перелетали с перекладины на перекладину, показывая чудеса смелости и точности движений. Уже одно это было номером мирового уровня, от которого у зрителей дух захватывало. Особенно когда Аркадий, оттолкнувшись от своей перекладины, летел через купольное пространство к партнеру, делая по пути тройное сальто. И партнер, его называли ловитором, успевал на исходе последнего воздушного кувырка поймать Аркадия под коленки. Такое среди воздушных гимнастов был способен исполнить только Аркадий.

— То есть до меня тоже, конечно, иногда делали, — объяснял он Нике, — но к сегодняшнему дню они все или разбились, или состарились.

Однако прежде в группе у Аркадия была только голая техника — без эмоционального апогея, переходящего в красивый финал. И таким апогеем стала она, девочка со скрипкой. А зал, затаив дыхание, гадал, кому же из гимнастов эта малышка приходится дочерью. Или внучкой.

Со временем Аркадий решил сделать номер еще сложнее.

— Будем учиться стрелять, — сказал он однажды.

— Это еще зачем?

— Я придумал такой финал: вокруг тебя разноцветные шары. Ты стреляешь из пистолета, то в один, то в другой. Еще лучше — из ружья. Конечно, не из настоящего, а пневматического. Шары лопаются, и на зрителей опускается сверкающее конфетти. Или цветы. .

Через несколько месяцев тренировок она превратилась в отличного стрелка. И окончательно вошла в цирковое братство.

— Откуда вы, прекрасное дитя?

Художник Антон Шолохов подошел к ней с пиалой в руке. Над пиалой поднимался легкий парок. Российское посольство устраивало прием по случаю начала гастролей русского цирка. В зале по обе стороны длинного стола, уставленного бутылками и подносами со всевозможными бутербродами, кучковались именитые соотечественники, которые в эти дни оказались в Париже.

— Это моя жена, — вмешался Аркадий. У него в руке был бокал шампанского. — А вы — художник?

Пять минут назад после короткой речи посла гости, наполнив тарелки, разбились на группки.

— Положите больше сыров себе и вашей очаровательной супруге, — посоветовал вместо ответа Шолохов. — Французы — отличные сыровары.

Вопрос о том, художник ли он, Шолохов считал недостойным обсуждения. Хотя его фотографии только через полгода стали размножаться по миру миллионными тиражами и постоянно красоваться на журнальных обложках, он и тогда уже был довольно известным. По крайней мере, считалось, что в российском посольстве его знает каждый, как, например, Мстислава Ростроповича, Андрея Вознесенского или Илью Кабакова. Знал и Аркадий, а заговорил он только для того, чтобы предъявить свои права на ту, которую в афишах называли Ника Самофракийская.

— Простите, мадам, я не знал, что вы замужем. — Шолохов шутливо изобразил испуг, одновременно продолжая маленькими глотками отпивать свой знаменитый зеленый чай. — Надеюсь, вы позволите вашей супруге немного мне попозировать? — повернулся он к Аркадию.

— А вдвоем можно? — спросил грубовато Аркадий. Нике даже неловко стало от его нелепых слов. Как ни странно, с каждым годом супружеской жизни муж ревновал ее все больше.

— Можно. Но я хотел бы написать только лицо вашей красавицы.

— Если только лицо. Знаете, у нас напряженный график.

— Не страшно, я постараюсь в ваш график вписаться.

В те недели у них так ничего и не получилось. Хотя уже утром ей доставили роскошный букет.

— Это еще что за глупости?! — разозлился Аркадий, принимая у посыльного цветы. — Я ему позвоню и набью морду.

Букеты приносили и в следующие дни. Однако сам Антон так и не позвонил, хотя она успела ввернуть в разговоре, что ее портрет пишет сам Шолохов. Потом от кого-то она узнала, что знаменитый художник внезапно улетел в Штаты. А когда вернулся, они уже гастролировали в других городах.

В этот вечер Миша и Оля не пошли в Дом ученых.

— А ведь мне сегодня сорок, — слегка смущаясь, объявил Михаил, как только они отошли от юной пары — Пети и Даши.

— Миша, я помню. У меня и подарок здесь. — Ольга слегка коснулась сумки.

«Что же делать, — подумала она, — говорить ему о звонке его жены или нет? Скорей всего, она ему тоже позвонила, но, так как ничего изменить нельзя, он просто решил молчать».

— Олечка, если я приглашу вас сегодня не в Дом ученых, а в дом ученого, к Михаилу Петрову, вы не сочтете меня большим нахалом?