Алла Холод - Рыцарь страха и упрека

Знал, конечно, но в несколько иной интерпретации. Ему было сказано, что Соня, узнав о Марине, ушла из дома вместе с детьми, поставив ультиматум: пока Павел не разорвет отношений с любовницей, они не вернутся.

— Как вы считаете, Антон Константинович, — спрашивал следователь, — Софья — ответственная мать?

— Да, — кивал совершенно ошеломленный Антон. — Очень ответственная. Для нее дети — это все, это весь смысл ее жизни.

— И вы считаете, что она могла по своей прихоти просто так уйти из благоустроенного дома в квартиру, где нет нормальных условий для жизни детей?

Антон молчал, не знал, что говорить. В голове все перемешалось, все перепуталось. У него был миллион вопросов к своему брату, ему хотелось попросить: «Пашка, ну скажи, что все это неправда! Паша, объясни им, что они ошибаются! Паш, ну ты же не такой! Не такой, правда?!» Но спросить было не у кого. Антон тяжело дышал, потел и больше всего на свете хотел сейчас напиться в стельку, чтобы ничего этого не слышать, чтобы больше не было никаких рассказов о его брате. И чтобы этот благообразный, интеллигентный следователь в очках провалился сквозь землю вместе в его вопросами и со всеми теми комьями грязи, которые накопали на Павла. Пока он додумывал эту мысль, Поповкин нанес последний удар:

— Вы знали, что у Павла была любовница?

— По-моему, мы уже обсуждали эту тему, — не скрывая раздражения, ответил Антон. — Я уже говорил, и вы сами знаете, что у него была любовница, и это не было секретом. Зачем еще раз спрашивать?

— Вы имеете в виду Марину Гонтарь? — уточнил Сергей Алексеевич, поправляя на носу очки.

— Ну а кого же еще?! — вспыхнул Антон.

Издевательство какое-то, честное слово! Два часа талдычат о Соне, о Марине — и на тебе — «была ли у Павла любовница?». Это что, теперь такие методы ведения допроса: вывести человека из себя? Но зачем, с какой целью, чего он этим добьется?

— Про Марину Гонтарь мы с вами говорили уже, с этим все понятно, — не замечая раздражения Антона, продолжил следователь, — я имею в виду другую женщину — ту, с которой Павел изменял не жене, а уже своей сожительнице Марине. Вы знали о ней? Брат вам что-то рассказывал? Знала ли Марина о том, что у него появилась еще одна женщина?

— Кто сказал, что у него была еще одна женщина? — не веря своим ушам, пролепетал Антон. — Этого не может быть. Это неправда!

— Увы, Антон Константинович, это правда, иначе я не стал бы вас спрашивать, — заметил Поповкин. — Поймите же наконец, я ведь допрашиваю вас не как подозреваемого. Я вас не подозреваю. Я знаю, что вы любили своего брата и не желали ему зла. И если я задаю вам неприятные вопросы, то вовсе не потому, что хочу вас запутать, спровоцировать или еще что-то, о чем вы сейчас думаете. И очернить вашего покойного брата — это тоже не моя цель. Нет. Я хочу установить истину. Поймите, Антон, все может иметь значение, любая мелочь. И даже эта женщина… Может быть, она еще и не успела сыграть свою роль в жизни Павла, может быть, она и не была так уж для него важна, но сам факт существования связи с ней мог стать причиной ненависти к вашему брату. Мне необходимо полностью восстановить картину жизни Павла Волкова в последние месяцы и особенно в последние дни. И вы должны мне помочь.

— Так у него действительно была еще какая-то тетка? — еле придя в себя, вздохнул Антон.

— Увы, Антон Константинович, — покачал головой следователь, — вашего брата видели в приятной компании, но это была не Марина Гонтарь. Это была другая женщина.

Марина была в бешенстве. Она не знала, куда себя деть и что делать. Она бессмысленно металась по квартире, переворачивая мебель и разговаривая сама с собой. Попробовала успокоиться, взять себя в руки. Но в одной позе удавалось высидеть не больше минуты, после чего она снова вскакивала и продолжала метаться, не зная, что предпринять.

«Сначала нужно привести себя в порядок, — решила девушка. — Не дело это — сидеть с красными глазами, перекошенным лицом, немытой головой… Надо вернуть себе нормальный облик и трезво подумать о том, что происходит».

Ситуация требовала трезвого осмысления, но именно трезвость и пугала больше всего. Павел — мерзавец, сволочь! Но именно по трезвому размышлению выходило, что во всем виновата она сама. Не в том, что он сволочь, конечно, таким уж его Господь создал. А в том, что она, дурочка наивная, купилась на его посулы, что-то себе навоображала. Погналась за какой-то химерой.

Уже два месяца она живет здесь, на съемной квартире, которая за это время ни на йоту не стала ближе и родней. Не стала своей, не стала домом ни в каком понимании этого слова. После возвращения из Барселоны Павел рассказал ей о том, что произошло у него дома, что их связь больше не является тайной для его жены и детей. Через неделю он привел Марину в эту квартиру. Сказал, что оплатил жилье на квартал вперед и за этот квартал они должны как-то определиться.