Томас Рюдаль - Отшельник

Эрхард схватил мешок и нахлобучил себе на голову, пробуя вдохнуть. Мешок пах плесенью. Стащив мешок с головы, он открыл дверцу и с трудом забрался в кузов фургона. В одном углу виднелась темная куча – это Паскуаль. Моряк дергался, когда в кузов залезал Эрхард. Он ругался, когда Эрхард схватил его за горло и натянул мешок ему на голову.

– Зачем ты столкнул за борт помощника капитана?

– Ты кто, мать твою?

Эрхард изо всех сил ударил его ногой по почкам. Целлофановый пакет шуршал; он то надувался, то опадал вместе с дыханием Паскуаля.

– Почему ты убил его? Скажи, и я сниму пакет. – Эрхард больше не видел его лица.

Паскуаль дышал со свистом.

– Он наврал, что он помощник капитана… наркоман долбаный! Сними, сними его! – Пакет прилип к его губам.

– Он не хотел, чтобы вы перегружали контейнеры.

– От него не было никакого толку, и он все время что-то вопил про какого-то ребенка. Все так смешалось, а у нас была работа.

Эрхард снова ударил его ногой:

– Женщина… что ты с ней сделаешь?

– О чем ты?

Эрхард продолжал вымещать свою ярость на Паскуале.

– Что ты сделаешь с женщиной?

Наконец, Паскуаль затих. Одна из пластиковых полос, которыми он душил Эрхарда, валялась на полу фургона. Эрхард поднял ее и задумался. Не отплатить ли ему тем же? Но вместо этого он засунул полоску в задний карман, сорвал мешок с головы Паскуаля и выбрался из фургона.

Только один человек способен все прекратить – не допустить самое страшное.

Мобильник Паскуаля лежал за ручником. Эрхард открыл его со щелчком и посмотрел на кнопки. Вбил номер Эммануэля Палабраса, но ничего не произошло. Тогда он нажал большую зеленую кнопку, на которой изображен телефон, и услышал гудки. Шесть, семь, восемь. Наконец, кто-то ответил:

– Да.

Все просто и ясно. Это Палабрас. Он сдержан; он ждет.

– Подонок, мать твою, – выкрикнул Эрхард. Он не мог придумать более подходящих слов для начала разговора.

– Почему ты не мог просто оставить все как есть? Зачем тебе понадобилось изображать героя?

– Мне хотелось показать, какой ты на самом деле. Вывести тебя на чистую воду…

– Что ж, я рад, что ты позвонил. А я все думал, когда получу от тебя весточку.

– Заткнись, ханжа. Рядом со мной твой приспешник.

Палабрас довольно долго молчал и наконец произнес:

– Понятия не имею, кого ты имеешь в виду.

– Он сообщил мне массу интересных подробностей.

– Поверь мне, я правда не знаю, кого ты имеешь в виду.

– Заткни свою…

– Настройщик, очень советую тебе помолчать и послушать. Наша маленькая… как бы ее получше назвать… подружка здесь, у меня. Я все знаю, очень трогательная история.

Эрхард оцепенел.

– Ты лучше…

– Я ничего ей не сделаю. Но если ты не начнешь вести себя разумно, мне придется положить конец ее жалкому существованию.

– Дай мне поговорить с ней!

Палабрас засмеялся:

– Ты такой хороший, что просто не верится. Она не слишком разговорчива и, даже если бы могла говорить, несомненно, скучала бы по твоему обществу. А пока, прошу тебя, делай то, что я говорю.

– Сделаю все, о чем ты попросишь. Только не причиняй ей вреда.

– Приезжай сюда. Сейчас же. Порт в Корралехо. И на сей раз сядь на ту посудину, которую я тебе назвал. Она привезет тебя сюда. И мы поговорим.

– Куда «сюда»? – переспросил Эрхард, но Палабрас уже отключился.

Он побрел по пляжу. Туфли он сбросил; песок приятно холодил босые ступни. Город и порт украшены разноцветными фонариками; к небу поднимались обрывки самой разной музыки. Каждый следующий шаг давался ему все труднее. На него наваливалась усталость. Он не представлял, как вернется к прежней жизни, как снова станет собой. Все равно что вести машину с течью в бензобаке и с проколотыми шинами. Если он приедет вовремя, то только потому, что не перестает думать о Монике. По какой-то причине он все время вспоминал ее белый живот и разбитые цветочные горшки. Этот образ как будто подталкивал его вперед, и он ковылял и ковылял по песку.

Паскуаля он бросил в фургоне; вряд ли тот сумеет убежать. Его необходимо держать про запас, как козырную карту, которую можно выложить в случае необходимости. Палабрас отказался признать знакомство с Паскуалем; Эрхард снова думал о том, что ему нужны доказательства. Он взял бы фургон, но нечего было и думать проехать через весь город в праздник Богоматери Кармельской. Почти весь город перекрыт для движения транспорта, а порт кишит людьми.

На пляже соорудили павильоны, где гости некоторых прибрежных отелей могли ужинать, наслаждаясь великолепным видом; счастливчики взволнованно и громко переговаривались. Все ждали кульминации праздника: последнего путешествия Богоматери Кармельской на флотилии, сопровождаемое мощным салютом, который будет видно даже в Маханичо. Эрхард подумал: сейчас он, наверное, похож на какого-нибудь местного жулика, который делает скульптуры из песка. Несколько туристов, пребывающих в эйфории, поздоровались с ним и крикнули: «Святая Кармен!»