Никита Воронов - Огненный лис

— Только осторожно. Не дай Бог, засыплет. Проход слишком узкий.

— Ерунда.

— Светило возьми, — Муля сунул приятелю фонарик.

Через несколько минут, с ног до головы перепачканный землей и паутиной, Палец выбрался наружу. Голова его горели возбуждением и азартом.

— Ящик. Здоровенный ящик в «колодце». Прочный такой, тоже на замке.

— Как на двери?

— Нет, нормальный замок. Я проверил.

— Сюда никак?

— Не пройдет, я пробовал. Слишком большой и тяжелый. Бомжара, наверное, его сверху опускал, а потом уже перекрытие сделал.

— Данила, пошел! — Распорядился Виктор. — Взломаешь?

Московский не заставил себя долго упрашивать.

— Мы ждем здесь! — Крикнул вслед ему Палец. И пояснил:

— Вдвоем там не развернуться.

Содержимое ящика было извлечено довольно быстро. Раз за разом ошалевший от происходящего Данила передавал наверх приличных размеров промасленные свертки — и тут же юркал обратно в темноту.

— Ну, дела… ну дела! — Разворачивая вслед за ним упаковки приговаривал Палец.

На остальных находка также произвела впечатление: Муля всего за несколько минут скурил едва ли не половину пачки вонючей «Примы», а у Виктора от возбуждения мелко дрожали руки.

— ППШ, — оповестил собравшихся Палец, обтирая солидол с кожуха пистолета-пулемета. — Год выпуска — сорок первый.

— И у меня, — отозвался Муля. — Прямо, как новенький. Только дерево потускнело.

— Два круглых магазина… С патронами!

— Ага, «фрицевский» пенал… — Палец отщелкнул крышку и выругался:

— Ой, бляха! Граната! Осторожней, мужики — не ровен час, подорвемся тут на хрен…

— А вон ещё чего! — Все обернулись и посмотрели на Данилу, который выволок из хода сообщения вполне современный ручной пулемет Калашникова. Там ещё сменный ствол к нему и коробка с пулеметной лентой. — Слышь, Палец! Занырни разок? А то я, ешь твою мать, уже зашоркался в минус.

— Интересные дела… — почесал за ухом Муля. — Ну, «пэпэшники» — это куда ни шло.

— Можно понять. А вот РПК откуда взялся?

Но внимание Виктора уже привлекло другое:

— Это что у тебя? — Он кивнул на полевую сумку старого образца, висевшую у Данилы Московского через плечо.

— Сейчас глянем. Вроде, бумаги какие-то…

— Ну, давай, давай, не тяни!

Данила расстегнул замок и начал осторожно извлекать документы:

— Справка. Дана… дана… хрен её знает, кому! Не разобрать.

— Дальше?

— Ни фига себе! Партийный билет. «Пролетарии всех стран…» Кульев иван Тимурович, уроженец села Черноморовка, Новогеоргиевского района…

— Как ты сказал? — Удивился Виктор.

— Село Черноморовка, — повторил Данила. — Сейчас на дне водохранилища. Затопили его.

— Да нет! Звать его как? Фамилия?

— Курьев. А что?

— Ничего, — задумался Виктор. — Просто совпадение, наверное.

— Бывает, — пожал плечами Данила, так и не поняв, о чем идет речь.

— Значит, покойника Иваном Тимуровичем звали… — вздохнул Муля Папич. — А мы его в прошлом году — все Ванек, да Ванек!

Данила, тем временем, продолжал извлекать из сумки документы:

— Так, значит… удостоверение личности офицера. Фамилия, имя, отчество — сходятся.

— Ого! Целый капитан. Уроженец… ага, вот, номер войсковой части.

— Это, вроде, тот полк, который до строительства ГЭС тут квартировался?

— Точно! — Подтвердил Палец. — Мать говорила.

— Вот, значит, как… Полк ушел, район затопили. А наш капитан плюнул на все, да и подался в леса. Дезертир, получается?

— Медали, — сухо произнес Данила. — Две штуки.

— Юбилейные, — уточнил Виктор.

— И тетрадь.

— Что за тетрадь?

— Сейчас посмотри, — Данила уселся на землю, остальные расположились вокруг:

«Дорогая Глаша, пишу тебе…»

— Письмо, — сообразил Палец и поморщился. — Оставь! Листай дальше. В чужую душу без спроса заглядывать — все равно, что в свою трахаться.

— Хорошо, — не стал спорить Данила и перевернул страницу.

— А это что? — Удивился Муля. — Какое-то художество…

— Вроде, карта, — придвинулся ближе Виктор. Это действительно была карта местности — плохо вычерченная, с нарушением топографических правил. — Ага, вот… это, похоже, берег. Так. Плотина. Шлюз… и наш остров?

— Смотрите-ка, — хмыкнул Муля. — И овраг нанесен, по которому мы сюда вышли. И обе казармы.

— Вот траншея… а дальше не пойму.

— Какие-то условные обозначения.

— Ага. Так. Голова лошади и крестик.

— Проще пареной репы, — вставил Муля. — Я же рассказывал: лошадь у него была. Сдохла.