Валерия Вербинина - Званый ужин в английском стиле

— Но ведь маэстро не хотел, чтобы вы присутствовали на вечере, — заметила Амалия. — Получается, что все равно хотел вас уберечь. Вопреки судьбе.

— Нет, все не так, — покачала головой Антуанетта. — То есть, может быть, отец думал и обо мне тоже. Но я уверена, он отговорил меня идти к Верховским, потому что не хотел, чтобы я оказалась там, когда его убьют.

— То есть маэстро все-таки знал и, тем не менее, пошел туда? — настаивала Амалия. — Не могу понять, простите. Ради чего же тогда знать будущее?

— Обстоятельства, — устало промолвила Антуанетта. — Есть обстоятельства, на которые мы можем повлиять.

— А разве ваш отец не мог? Достаточно было лишь прислать письмо с отказом!

Антуанетта откинулась на спинку стула. Закрыла глаза.

— Таков был его выбор, — наконец сказала она. Так тихо, что Амалия едва различала слова. — Потому что на самом деле мой отец не должен был умереть.

— Вот как?

— Да. Он должен был скончаться через восемнадцать месяцев в клинике Ротена.

— Но ведь Ротен… — медленно начала Амалия.

— Вы угадали. Тот доктор из Ментоны, который лечит, вернее, пытается лечить душевнобольных. Но болезнь моего отца не поддавалась излечению, о чем он знал. — Антуанетта открыла глаза. — Летом мы поехали к Ротену под предлогом того, что мне нужна консультация медиков. На самом деле врач требовался моему отцу, но он не хотел ненужной огласки, и поэтому я говорила всем, что хочу показаться известному доктору.

И тут Амалия вспомнила слова Венедикта Людовиковича. Что он говорил? Кажется, мать Беренделли страдала душевным расстройством. А ведь болезни подобного рода нередко передаются по наследству.

— Отец давно знал свою судьбу, — негромко продолжала Антуанетта, глядя мимо своей собеседницы. — И предупредил меня, чтобы я была готова. Конечно, мне не хотелось ему верить, но точно в срок, как он и предсказал, начались первые симптомы — бессонница, небольшие провалы в памяти… Он все знал, поймите! Знал, что будет умирать в смирительной рубашке, выкрикивая бредовые слова. Что забудет мое лицо, мое имя, превратится в животное, и только смерть положит конец его мучениям. Я колебалась, сомневалась, но мы поговорили с Ротеном… Было нелегко убедить доктора сказать правду, но он все же признался, что не советует рассчитывать на чудо. И тогда отец решил, что избавит себя от ужасной участи, избавит меня. Он знал, что я буду страдать не меньше, чем он, и не хотел, чтобы я страдала, не хотел превращаться в безумца.

Амалия застыла на стуле, смотря на Антуанетту во все глаза. Голос мадемуазель Беренделли звучал глухо.

— Отец прочитал свою судьбу, и как раз на эти дни у него приходился темный период… когда все могло случиться… все, вплоть до смерти. Мало кто знал, но он занимался и астрологией тоже, и составленный им гороскоп подтвердил его подозрения. Тогда отец принял решение умереть сейчас, чтобы не мучиться потом.

— Вы хотите сказать… — медленно начала Амалия.

— Да. Обычно он, когда гадал по руке, остерегался говорить посторонним такие вещи, которые они не желали бы услышать. Но в тот вечер бросил всем в лицо их низость, обнажил тайны, долго и тщательно скрываемые… И под конец во всеуслышание объявил, что в доме находится убийца. Там было несколько убийц, но он хотел, чтобы каждый из них принял его слова на себя, только на себя…

— Маэстро Беренделли сделал так нарочно, чтобы спровоцировать их? Вы это хотите сказать? — не веря собственным ушам, воскликнула баронесса.

По щеке Антуанетты покатилась слеза.

— Да, — выдохнула девушка. — Вы же сами были там… Разве вы не заметили, до чего театрально все получилось? Конечно же, отец сделал так нарочно… Сделал буквально все, чтобы они убили его. Он не хотел умирать в клинике, потеряв рассудок… И поэтому выбрал смерть от чужой руки.

Но Амалия уже не слышала ее. Она словно перенеслась в ту странную комнату дома Верховских — с оружием на стенах и вычурной мебелью, которые так плохо сочетались друг с другом. Доктор де Молине спросил у Беренделли, как он себя чувствует, но тот попросил покинуть его. Он не желал, чтобы кто-то мешал убийце. Времени оставалось так мало…

Доктор ушел, и человек с черной бородой остался лежать на диване, прикрыв глаза… Его немного мутило от яда, который начал действовать, но, несмотря на металлический привкус во рту, он был уверен, что все идет так, как надо… Издали до него доносилась музыка, чудесная музыка Верди. Варенька пела… И волшебные звуки были последним, что он слышал в своей жизни, — странный человек, сильный и слабый, героический и обреченный. Он знал, что обречен, и просто ждал…