Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— И не рыпайся. А то тут еще одна дура уже успела вчера наворотить.

— Еще одна дура — это Дарья? — вмиг сообразила Ксения.

— А кто же еще?

Ксения молча думала до Северянина и додумалась наконец.

— Остановите, пожалуйста, Александр Иванович.

— Это еще зачем? — удивился Смирнов, но на автомате прирулил к обочине. Остановились.

— Я думала, думала, — радостно сообщила Ксения, — и придумала. Зачем нам с моей охраной вдвойне на дорогу тратиться? Я же сильно распустилась в последнее время — все такси да такси. Ребята-то все равно за мной едут. А что, если они просто будут меня возить? И мне удобнее, и им спокойнее.

— Может, ты и права, — неохотно согласился Смирнов, глядя в зеркальце на то, как становилась им в хвост неприметная «Волга» с форсированным двигателем.

Ксения тоже заглянула в зеркало.

— Это они?

— Они, они… — Смирнов, бормоча, открыл дверцу, ступил на тротуар и махнул рукой.

От «Волги» заспешил паренек. Подбежал:

— Теперь в открытую играем, Александр Иванович?

— Забирай ее, Гудков. Надоела она мне, — сказал Смирнов и сморщил нос от удовольствия, наблюдая за тем, как легко выпрыгивает из «гранд чероки» Ксения.

Гудкову она, видно, тоже нравилась.

Он протянул ей хваткую ладонь, мужественно пожал тонкие пальцы, представился, поздоровался, предложил:

— Станислав Гудков. Здравствуйте, Ксения. Поедем в университет, да?

— Слишком хорошо обо мне думаете, Станислав. Сначала в парикмахерскую смотаемся, — пококетничала Ксения, подхватила Гудкова под руку и потянула к «Волге».

Пристроил девочку. Теперь по делам. Через пятнадцать минут «гранд чероки» свернул направо и мимо Дома моды Зайцева пробрался к Мещанским. У двенадцатиэтажного барака остановился. Здесь жил беллетрист и пьяница Витька Кузьминский. Непрестижно жил. Ему бы по рангу в кондоминиуме обитать, а он в однокомнатной ячейке грязно-белого совкового чудища ютился. Не по бедности — по разгильдяйству, некогда ему все было. То литературная поденщина взахлеб, то пьянка беспробудно.

Он открыл Смирнову и, не здороваясь, предупредил:

— Сцепились уже.

— Тоже мне, удивил! — Смирнов небрежно хлопнул по Викторову пузу, обтянутому тельняшкой, и фальшиво удивился: — Да ты ж трезвый, матросик!

— Восьмую серию через пять дней сдавать, — мрачно сказал Кузьминский, — а тут вы своими играми отвлекаете.

— Небось рад, что есть объективная причина не работать, — проницательно заметил Дед, прислушиваясь к невнятному рокоту в комнате.

— Подсознательно, естественно, рад, но незамутненным алкоголем рассудком твердо понимаю, что радоваться нечему, — четко отрапортовал Виктор.

— Так замути его на сегодня, рассудок-то.

— И это советует мне принципиальный борец с необязательным пьянством! — Кузьминский в лучших традициях романтического театра воздел вверх руки.

— А что — есть обязательное? — поинтересовался Смирнов.

— Есть. Которое ты себе позволяешь.

Дверь в комнату приоткрылась, и сырцовское лицо в щели пожаловалось:

— Он меня достал, Александр Иванович.

— А он — меня. — Дверь распахнулась во всю ширину, и произнесший эти три слова предстал во всей красе. Неотразимо обаятельный «хозяин жизни» в восхитительном легком пиджаке и безукоризненных брюках смотрелся как картинка из «Плейбоя». По совместительству «хозяин жизни» работал в МУРе в чине полковника начальником самого важного и самого страшного отдела. Звался он Леонидом Маховым.

— Артаньян и Арамис, — определил Смирнов.

— Кто из нас Артаньян, а кто Арамис? — азартно поинтересовался Сырцов.

Ответил вальяжно-утомленный Махов:

— По хитрожопости и увертливости Арамис, безусловно, ты.

— Но ты-то, во всяком случае, не Артаньян!

— Я — Атос в данном случае, — без ложной скромности признался Махов. — Если судить по благородству и аристократической терпимости, с которой я с тобой общаюсь.

— Ха! — презрительно выдохнул Сырцов перед контраргументом, но Смирнов не позволил продолжить дискуссию:

— В чем проблема, мушкетеры?

— В ней без пол-литра не разберешься, — чисто фигурально выразился Сырцов. Но обрадованный Витенька Кузьминский фигуральных выражений не понимал:

— За чем же дело стало? Айда на кухню! У меня в холодильнике заветная!

— Мы нынче непьющие, Витя, — предупредил Смирнов.

— Но не я, — уточнил Кузьминский. — Вы — кофейку, я — водочки.

Трое напряженно наблюдали за тем, как обстоятельно принимал первую жаждущий писатель. С некоей тоскующей симпатией наблюдали. Кузьминский крякнул и с треском откусил от яблока.