Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— Клиентов? — удивилась она.

— Возможный вариант, — успокоил Альберт. — Но, скорее всего, его не будет.

— Если вариант возникнет, то надо обсудить все сначала.

— Да не возникнет, не возникнет. Это я так, на всякий случай.

— Так не надо, — как учительница нерадивому ученику, выговорила она Альберту.

— Послезавтра из толпы вы изучите фигуранта в весьма приближенной к будущей реальности обстановке.

— Я не хочу из толпы, — твердо заявила она.

— А не взять ли мне еще сотку? — резко переменил тему Альберт и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, отправился к стойке. Когда он вернулся с рюмкой в руке, она упрямо повторила:

— Я не хочу из толпы. Я не хочу в толпе.

Альберт сел, не спеша выпил, энергично зажевал бутербродом цвета польского флага. Цикнул зубом и насмешливо догадался:

— Боишься, что мы твоего спутника-прикрытие расшифруем? Да успокойся ты, девочка, мы его уже давно обнаружили. Да и твое гнездышко у кавказцев под нашим присмотром. Так что ты, Эвочка, не бойся.

— Почему вы со мной на «ты»?! — гневно спросила Эва.

— Потому что ты еще молода со мной на басах разговаривать.

— Я могу с вами совсем не разговаривать. — Эва поднялась во весь свой гренадерский рост. Альберт с чувством полного удовлетворения осмотрел ее и опять отметил:

— Вылитая Дина Дурбин, вылитая!

Ксения, готовая к поездке в город, стояла на приступочке террасы и смотрела, как Смирнов усаживался за руль сырцовского «гранд чероки». Уселся, включил зажигание (мотор по-кошачьи заурчал), даванул косяка на Ксению и по-старчески забормотал:

— Мой Джек — чрезвычайно умная собака. Я его спрашиваю: «Джек, ты идешь или не идешь?» И Джек идет. Или не идет. Ксения, я тебя спрашиваю: ты едешь или не едешь?

— Еду, — ответила Ксения, подошла к открытой дверце машины и, не влезая на сиденье, спросила ни с того ни с сего: — Александр Иванович, почему за мной постоянно ходят какие-то люди?

— Не за тобой, а с тобой, — уточнил Смирнов. — Садись.

Ксения послушно села. Но вопрос продублировала:

— Почему со мной постоянно ходят какие-то люди?

Миновав ворота, Смирнов затормозил, вылез, покряхтывая, из-за баранки, хозяйственно закрыл ворота на брус. Вернулся, и они поехали зеленой с проплешинами колеей дачной улицы.

— Вы мне не ответили, Александр Иванович, — напомнила Ксения.

— А что мне тебе ответить, когда ты и без моего ответа знаешь, почему ходят с тобой эти люди. Просто ты считаешь, что начинать с прямого возмущения менее эффектно: сначала, так сказать, недоуменье, затем изумление, растерянное негодование и, наконец, уж возмущение на всю железку. Минуй этапы, девочка, начинай сразу возмущаться.

— Вы — дьявол! — Ксения непроизвольно рассмеялась. — Ехидный, зловредный, хромой дьявол.

— Хромой бес, — в очередной раз уточнил Смирнов.

— Нет, дьявол. Бесы, по Достоевскому, бесстыдны, наглы и лишены каких-либо принципов. А у вас — принципы. Дьявольские, но принципы.

Смирнов не торопился отвечать: делал крутой поворот к Клязьме. Миновали мост, свернули направо, остановились у закрытого шлагбаума. Без эмоций, глядя на пробегавшую мимо электричку, он сказал:

— Тебя надо стеречь, Ксюша. На всякий случай.

— Эти люди — милиционеры?

— Ага.

— Значит, тратятся несусветные государственные средства для того, чтобы уберечь весьма посредственную аспирантку от весьма и весьма проблематичных похищений или покушений?

— Ребята дежурят в свободное от основной работы время. Эти дежурства оплачиваются из тех денег, которые ты выделила нам на расследование случившегося с тобой в Испании. Мы с Лидой считаем, что, охраняя тебя от всяческих неприятностей, возможных или проблематичных — неважно, есть одна из линий этого расследования. Компрене, аспирантка? Сечешь, дочка?

До Ярославки Ксения переваривала сказанное Смирновым. Возразишь, начнешь отказываться от охраны, не надо, мол, я и сама за себя постоять сумею, подумают, что денег ей жалко. Не подумают, конечно, знают они ее, но, во всяком случае, посчитают вздорной и капризной девицей из богатого дома. Но и это не так, не посчитают. Скорее всего, воспримут ее демарши как проявление комплекса вины перед ними, перед людьми, перед страной, которой ее родители и дед сильно навредили.

На путепроводе над железной дорогой она сдалась.

— Ну если расследование… Здесь вы мастера, вам и карты в руки.

Смирнов ернически подмигнул скошенным на нее правым глазом и, не теряя времени, быстро укрепил завоеванные позиции: