Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

Из песни слова не выкинешь — что верно, то верно: с первых шагов писатель и драматург Чернавин припадал к истокам. Прославился в определенных кругах он тем, что в сценариях своих и пьесах славил энергичных молодых людей, которые, творчески используя указания партии и правительства, делали все краше и краше и без того прекрасную жизнь советского народа. В конце восьмидесятых пришлось переменить пластинку, что он и сделал с изумительной виртуозностью: опубликовал разоблачающий партию и правительство роман, который он якобы написал пятнадцать лет тому назад и таил с опасностью для жизни до лучших времен. Прошла мода на разоблачения, и плодовитый писатель освоил жанр триллера. Не мудрствуя лукаво, заставлял содрогаться (trill) читателя прямо от названия своего опуса. Пошли в ход змеи: «Гюрза», «Гадюка», «Удав», «Кобра». Использовав всех смертельно опасных (боа-констриктор был отвергнут — малоопытный читатель мог принять такое за дамский воротник) холоднокровных пресмыкающихся, он решил перейти на их родственников. Так появились «Дочь гюрзы», «Сын удава», «Сестра кобры». Потом в ход пошли сложносоставные названия. Однако с ними дело обстояло хуже: последний роман «Дочь гюрзы в пасти бешеного тигра» раскупался вяло. Подоспела пора заняться политикой.

— …У нас есть знамя! — Маститый литератор завершал выступление. — У нас есть вождь! Да, да, вождь! Я не боюсь этого слова! Человек чести, человек кристальной честности и высокого ума, я о тебе говорю, Егор! В нашем движении лучшие люди России, которые смогут встать у руля великой нашей Родины.

Ему хорошо аплодировали, тем самым как бы включая темпераментного писателя в число вышеупомянутых лучших людей. Да еще и вождь растроганно расцеловался с ним. Покончив с поцелуями, овладел микрофоном сам Марков.

— Итак, соборность. Итак, государственность. Итак, великодержавность. Итак, развитие промышленности и сельского хозяйства. Итак, перераспределение богатств с тем, чтобы не стало бедных, — тезисно определил вождь программу движения и приступил к расшифровке заявленных тезисов.

— Вы должны были быть в толпе, Эва, — сказал в спину макси-Дурбин Альберт. Весьма сердито сказал, потому что Эва маячила в отдалении от сборища.

— Я не хочу в толпе. — Эва, молниеносно развернувшись, предложила-скомандовала: — Уйдем отсюда.

— Надо смотреть и слушать, — напомнил Альберт.

— Я смотрела и слушала. Неинтересно.

— Здесь не кино. Для дела надо.

— Для дела не надо, — настаивала Эва. — Я ухожу.

— Тебе решать. — Альберт уже не противился.

— Я решила, — сообщила она и не торопясь пошла к проспекту Мира.

А на трибуне белоглазый бард взял гитару в руки, улыбнулся митингующим обаятельно, потом резко согнал улыбку с лица и запел:

В этот вечер вручали элитную литературную премию за выдающиеся достижения в прозе и поэзии. Виктор Кузьминский, ясное дело, среди номинантов не фигурировал (поэтом отродясь не был, а в прозе был излишне понятен), но на праздник приглашен был.

Без интереса прослушал стихотворную (верлибром) благодарность награжденного и от этого сверх меры вдохновенного мальчика-старичка (поэта), без удовольствия увидел счастливые слезы плешивого графомана (прозаика), с отвращением воспринял заключительную речь председательши жюри, известной критикессы, приветствовавшей в лице лауреатов новый этап российской литературы — симбиоз андеграунда, авангарда и поп-арта.

Утешила халява. Бродил с тарелкой и рюмкой среди толпы, шлепался ладошками со знакомцами, перебрехивался с окололитературными дамочками, без энтузиазма целовался с бывшими дружками и подружками, периодически меняя тарелки и рюмки. Довел себя до приятности и часам к десяти вечера добрел до шелестевшего в углу громадного плоского телевизора.

…Оператор с удовольствием панорамно фиксировал огромное лоскутное одеяло. Оно просто царило на плоском экране. По необходимости кратко мелькали крупные планы выступавших на митинге движения «Патриот»; неизвестно зачем торопясь, корреспондент вкратце излагал тезисы выступлений Сусанны, писателя и вождя.

Не оборачиваясь, Виктор спросил:

— Большие тысячи, наверное, на одеяльце ухлопали, а, Валерий?

И обернулся. Угадал: за спиной его, пригорюнясь, стоял маститый писатель Валерий Кириллович Чернавин, который со спины Кузьминского не узнал.