Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— Хозяин такого магазина не должен обитать в бывшем общественном сортире.

— А он и не обитает, — возразил красавец, приветливо приподнимаясь со стула. — Это чертоги нашего кладовщика. Рад вас видеть, Георгий Петрович.

— Ой ли? — не поверил Сырцов.

— Ей-богу, без балды! — Красавец слегка нарушил свой стиль элеган.

— Тогда здравствуй, Юрик. — Сырцов пожал протянутую руку, улыбнулся, заглянул красавцу в глаза и испытующе спросил: — Меня здесь принимаешь, потому что боишься — кабинет слушают, да?

— Не боюсь — опасаюсь.

— На кого ворожишь?

— Ни на кого конкретно: просто страхуюсь.

— Береженого Бог бережет, а небереженого караул стережет, — блатной присказкой завершил церемонию здоровканья Сырцов и устроился на повизгивающем табурете. — Ну а все-таки насчет того, что рад меня видеть, — привираешь. Не нужен я тебе сейчас. Да и вообще не нужен.

— В какой-то степени ты прав, Жора, а с другой стороны — не прав…

— Значит, я уже — Жора — перебил его Сырцов.

— А что — нельзя?

— Можно, можно. Я теперь без погон и должности.

— Если бы просто так ты зашел, рад бы был сердечно. Но ведь ты с расспросами?

— Догадаться нетрудно.

— Хвоста за собой не привел?

— Обижаешь, брат. Но что-то ты сильно беспокоишься.

— Разумная осторожность.

— Что ж, пусть будет так. — Сырцов, опасаясь делать резкие движения на шатком табурете, осторожно вытянул ноги, засунул для удобства руки в карманы джинсов, демонстрируя свою открытость, душевно признался: — Мне Колобок позарез нужен, Юра!

Веселый паренек был красавец Юра. Хохотнул и сообщил:

— Он и бабушке с дедушкой нужен, и волку, и лисе…

— Я — лиса, Шляхтич, которая должна его схамкать. Но шутки в сторону. Где он?

— А я в сказочной иерархии — дедушка. Ушел он от меня, Жора.

— Когда?

— Чистая метафора насчет дедушки. Я его с совместной сидки не видел.

Поиграл желваками Сырцов. Раздражало его откровенное вранье.

— Вот так не надо, Шляхтич. Твои контакты с ним на воле установлены.

— На псарне консультировался?

— Ты много иностранных слов знаешь. И вдруг — псарня. Грубо, бизнесмен. Я ведь тоже пес. Только отвязанный. Остерегайся, укусить могу.

— Какой ты пес! Ты — тигр на вольной охоте в Уссурийской тайге. Говорят, ты нынче лучший частный сыскарь на Москве.

— Отвлеклись, — строго осадил Сырцов. — Запевать пора, Юра. Как говорят наши славные артисты, старые песни о главном. Или, если хочешь, наоборот: главные песни о старом. Где Колобок?

— На него гон, Жора. — Неудобно было в этом овечьем закуте привыкшему к комфорту Юрию Казимировичу Гронскому. Он со стула пересел на стол. Стол зашатался.

— Откуда знаешь?

— Ты с ним всего на час разминулся.

— То отказка, то откровенность невероятная. Во что играешь? К чему меня подводишь?

— Да прикинул, я, что самое лучшее для Димона — в твоих лапах очутиться. Возьми его, Жора, и в кич определи. Может, он там гон и пересидит.

— Если общий гон по закону, не пересидит. Там и кончат.

— Я сомневаюсь, что это гон по всем правилам. Выручи его, Жора.

— Тебе известно, что он хотел меня жмуриком назначить?

— Но не назначил же!

— Не играет рояли. Не его заслуга.

Красавец Юра и на столе не усидел. Походил бы, да негде. Прислонился, не жалея пиджака от Армани, к грязной стене.

— Но убивать ты его не будешь?

— Как цель такой вариант мной не предусмотрен. Но полной гарантии дать не могу. Мало ли какие возникнут обстоятельства. Все зависит от него, — предельно откровенен был и Сырцов. И в ответ на эту откровенность потребовал: — Что он собирается делать?

— За бугор уходить.

— Дурак! Там его достать еще легче, чем здесь.

— Я ему об этом говорил.

— А он тебе не поверил, — догадался Сырцов. — И попросил помочь ему дорожку найти. Ты ему нашел дорожку, Юра?

— Нашел. Но не дорожку, а путь. Я бы сказал, голубой путь.

— Канал пидаров, что ли? — принял подсказку сообразительный Сырцов. — С кем и где у него встреча?

— Есть у них тут одно уютное местечко. «Голубая луна» называется. А уламывать он должен Викентия Устинова, нашего общего знакомого по лагерю. В кафе этом у меня человек имеется. Вот через него, чтобы не светиться, и подойдет к Викентию.

— Обстоятельно изложил, — похвалил его Сырцов. — Но это еще не самая главная твоя песня. Ты понимаешь меня, Юра?

— Не понимаю, — все понимая, твердо сказал Юра.

— Объясню, как дефективному. Димон твой, Колобок сраный, меня кончал вряд ли по своей инициативе и бескорыстно. Кто ему бабки сулил, кто его нанял? На кого он шестерил, Юра?