Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— За Аркадием присматривал, чтобы не начудил.

Сырцов хлопнул себя по коленям и встал.

— Пошли, Колобок.

— Меня сдавать будешь?

— Некуда мне деваться, Колобок. Сдам, уж извини. У меня машина на стоянке у Сухаревской. Дойдешь?

— Дойду. — И Колобок поднялся. — Пошли.

Обсуждено, решено и подписано. Осталось только печать поставить. Они молча поднимались некрутой горкой к Сухаревке. Сырцов глянул на часы. Всего-то половина двенадцатого. Вот и «Форум», вот и знаменитый колбасный магазин. Мимо журчали легковые автомобили. Журчали, журчали и перестали, потому что их нежное журчание перекрыл мощный и глубокий гул. От моста над Цветным и Самотекой шла неизвестно куда колонна мощных военных грузовиков. Промелькнул ведущий колону «газик», шедший на непрерывный зеленый свет светофора у Сухаревской площади. Не гул, а грохот с подвыванием — мимо проносились многотонные яростные, братоубийственные снаряды.

— Убей их, Сырцов! — громко, перекрывая гул, прокричал Колобок и рванулся на проезжую часть.

Не успел перехватить его Сырцов, не успел. Колобок сделал несколько стремительных шагов и бросил себя под громадные колеса. Колеса смяли его, протащили, отпустили для того, чтобы задние занялись ошметками. Зарыдал клаксон тормозившего грузовика.

Не удался Колобку бросок в ноги Сырцову. А этот бросок удался. Все, что осталось от Колобка, лежало под остановившимися грузовиками. Колонна замерла. Грузовики стояли и вразнобой сигналили. Со всех сторон прилетали истерические милицейские свистки. Вот и экстренные сирены.

Мерзко, конечно, и подло уходить отсюда. Но надо уходить, иначе сутки, а то и двое придется жить не по своему, а по гаишному расписанию. Он успел, не выказывая спешки, быстро добраться до стоянки. Мимо «фольксвагена», в который он влез, частично по встречной полосе, частично по тротуару промчались к месту происшествия милицейский «мерседес» и «рафик» скорой помощи. Делай ноги, Сырцов.

Из ловушки (односторонняя Сретенка, перекрытое Садовое) он выбрался только потому, что хорошо знал этот район. В арку, во двор, пешеходной дорожкой меж домами, еще арка — и он на Трубной улице.

Даже тогда, когда дела вынуждали ночевать в городе, Юрий Егорович не мог себе позволить отступления от режима. Здоровье — прежде всего, а бег трусцой — залог здоровья, заряд бодрости, гарантия работоспособности и отличного самочувствия.

Но трусить по Москве до одиннадцати часов вечера — самоубийство: смог, автомобильная вонь, ядовитая пыль, бьющие по нервам звуки. Юрий Егорович затрусил ровно в двенадцать — время, когда ночной ветерок, свежий уже, ровный в своем постоянстве, тщательно проветрил набережные Москвы-реки. От высотного дома в Котельниках потрусил он вдоль парапета. В некотором отдалении трусили двое молодцов — охрана. Военное училище, гостиница «Россия».

…И Егора Тимофеевича дела заставили задержаться в Москве. И Егор Тимофеевич не любил менять свои жизненные правила. И Егор Тимофеевич был убежденным приверженцем оздоровительного бега. Ровно в двенадцать Егор Тимофеевич бодренько выскочил из уединенного в тихом Остоженском переулке дома, где он, еще при совке, тогда очень сильненький, весьма вовремя пообнюхал себе квартиренку. Спустился на набережную и мелко зарысил вдоль парапета. На должном расстоянии рысили двое здоровенных — охрана. Дом купца Перцева, храм Христа Спасителя, Большой Каменный мост…

Они встретились под Кремлевской стеной именно тогда, когда обоим необходима была пешеходная пауза. Юрий Егорович ждал Егора Тимофеевича, полуприсев на ноздреватый камень парапета. Не добежав до него метров сто, Егор Тимофеевич перешел на шаг — усмирял дыхание. Усмирил, потому что, приблизившись, почти плавно процитировал из озорного Пушкина:

— Здравствуйте, Егор Тимофеевич, — не принимая игривого тона, строго произнес Юрий Егорович. Но нет, все же не оставил марковский укол без ответного выпада: — Давно хотел вас спросить, забывал все, к сожалению: почему, когда вы генералом КГБ были, вас Игорь Тимофеевичем величали, а теперь вот — Егор?

— Вам так важно это знать?! — не найдя что ответить, задал встречный вопрос Марков.

— Во всяком случае, интересно, — заметил Юрий Егорович. — Я готов вас выслушать, Егор Тимофеевич.

Интонацией и решительным движением головы выделил имя «Егор», старый мерзавец. Егор Тимофеевич лучезарно улыбнулся.