Александр Скрягин - Главный пульт управления

– А! Я поняла, – кивнула Генриетта Павловна, – «Птичьего молока» у нас еще целая коробка. Я принесу.

– Причем здесь «Птичье молоко»? – еще сильнее засопел Гергелевич.

– Не нужно на меня сердиться! – еще сильнее выпрямила и без того прямую, как антенна, спину Генриетта Павловна. Она стала похожа на актрису Ермолову с известного портрета художника Серова.

– Генриетта, не позорь меня перед гостем! – грозно сверкнув глазами, почти прошипел Генерал.

Экономка в удивлении приподняла брови.

– Да, что вы, Гарри Григорьевич, – сладко пропела она. – Какой же тут позор? Ефим Алексеевич прекрасно знает, как вы любите «Птичье молоко». Да, и чего ж тут стесняться? У каждого есть что-то свои слабости, что-то свое, любимое…

Гарри Григорьевич с шумом выдохнул воздух.

– Генриетта! – стиснув лошадиные зубы, процедил он.

– Да, Гарри Григорьевич? – ласково, как обращаются к маленьким детям, спросила женщина.

Гергелевич сверлил экономку глазами, так усердно, как это делает токарь с заготовкой из высокоуглеродистой стали, плохо поддающейся обработке.

– Слушаю Вас, Гарри Григорьевич? – приняла вид дисциплинированной секретарши Генриетта Павловна.

Гергелевич продолжал имитировать взглядом работу металлорежущего станка. Так продолжалось довольно долгое время.

Вдруг его напряженные губы размякли, морщины разгладились, а щеки даже слегка обвисли к низу.

– Спасибо, Генриетта! – неожиданно мягко произнес он. – «Птичье молоко» к чаю самый раз! Давай чай! Неси конфеты!

В глазах экономки на секунду проступила растерянность. Однако сильная женщина быстро взяла себя в руки, кивнула и растаяла в сумерках коридора.

Гарри Григорьевич завел руку за спину и вытащил из заднего кармана брюк блестящую плоскую фляжку из нержавеющей стали для танковых баков. Он показал ее Ефиму и с видом победителя склонил голову набок: дескать, вы-то думали, Гергелевич прост, а Гергелевич десяток таких умников, как вы, вокруг пальца обведет и не устанет!

Генерал отвинтил маленькую крышечку, поднес фляжку к лошадиным губам и, словно голодный младенец, получивший материнскую грудь, сделал несколько сосущих движений.

Затем он прикрыл глаза и несколько секунд просидел с удовлетворенным выражением на помолодевшем лице.

Потом он протянул фляжку Ефиму и вопрошающе поднял брови.

Ефим взял фляжку, поднял подбородок к потолку, вылил в рот тонкую короткую струйку и проглотил жидкость. Это был хороший, выдержанный коньяк. Он удовлетворенно кивнул и вернул фляжку хозяину.

В коридоре раздались шаги.

Гергелевич мгновенно закрутил крышечку плоской фляжки и быстрым движением спрятал ее за спину.

Когда Генриетта Павловна вошла в комнату, с подносом в руках, мужчины сидели молча, с умным видом смотря друг на друга.

Женщина остановилась на пороге, будто столкнулась с невидимым препятствием. Она задрала нос и стала немного похожа на принюхивающуюся кошку. На ее лице проступило удивление. Она пронизывающим взглядом посмотрела на мужчин и еще выше подняла нос. Удивление в ее глазах сменилось растерянностью, а потом – выражением недоверия к самой себе.

Генриетта Павловна повела головой, словно отгоняя наваждение, решительно сдвинулась с места и, направилась к столу. Идя по паркету, она держалась за края подноса так же крепко, как начинающий велосипедист за рогатый руль своей двухколесной машины.

Экономка ловко расставила чашки, блюдца и чайник со свежим чаем. Закончив это, она встала у стола, держа поднос опущенным вдоль тела. Смотрела на мужчин, молчала, но не уходила.

– Ты, иди, Генриетта. У нас тут с Ефимом Алексеевичем разговор. Серьезный, – строго сказал Гергелевич, поднимая пузатый чайник.

Женщина окинула стол и сидящих за ним мужчин подозрительным взглядом, также молча повернулась и как-то неуверенно направилась к выходу из комнаты.

Уже на пороге она обернулась, сделала носом кошачье принюхивающееся движение, пожала плечами и вышла из столовой.

– Если что, я – на кухне, – донеся ее голос уже из коридора.

Гарри Григорьевич, держа чайник высоко над чашками, с ловкостью профессионального чайханщика разлил ароматный янтарный чай и грациозным движением иллюзиониста выдернул из-за спины хромированную фляжку. На этот раз Ефим от коньяка отказался.

Он отхлебнул свежий чай и, собравшись с духом, спросил:

– Гарри Григорьевич, свидетели утверждают, что Чапель вошел к вам в квартиру. Войти – вошел, но обратно не вышел. Что вы на это скажете?