Александр Скрягин - Главный пульт управления

– Чисто! – доложил он.

– Ну, идем, – сказал Секаченко, указывая стволом пистолета на дверь.

– Идем, конечно, – кивнул Мимикьянов. – Только вы в Новосибирск сначала звякните, чтобы женщину отпустили… Зачем постороннего человека напрасно в плену держать?

– Что-то ты жалостливый больно для бывшего спецушника… – прищурил битумно-черные глаза Секаченко. – У вас там что: все такие?

– Все, не все, – равнодушным тоном произнес майор, – а нас так учили: не нужный труп – лучший путь к провалу всей операции.

– Ишь ты, какие вы умные насчет трупов… Про тетечку из Новосибирска мы побеспокоиться еще успеем! Когда прибор увидим!

– Э-э-э, нет! – решительно мотнул волчьей головой Ефим, – пока не услышу по Новосибирску отбой, никуда не пойду. Вы по своей дурости тетеньку шлепнете, вас потом, при стольких-то свидетелях, – он обвел рукой присутствующих, – все равно за жопу возьмут, а вместе с вами и меня, как соучастника потянут. Так что, нет. Так не пойдет. Сначала звонок, – потом экскурсия в гостиницу.

Секаченко оскалил острые зубы:

– А, если мы тебе по пульке в каждую руку вставим, тогда как?

– Тогда уж точно, до гостиницы не дойду. Крови много потеряю, – чуть подумав, ответил майор.

– Ну и что? – пренебрежительно спросил Виктор Сергеевич. – Думаешь, расстроимся, плакать о тебе будем: ах, на кого же столичный гостюшка нас покинул? Да как же мы без него, горемычные, жить будем!.. – по-бабьи запричитал он. – Ничего, проживем как-нибудь! До тебя жили – без водки не обедали!

– Тогда уж точно, ГПУ не получите, – пожал плечами Ефим.

– Почему это не получим? Номер обыщем и все! – показал мелкие острые зубы Секаченко.

– Вы меня с кем-то из поселковых придурков путаете! – как волк, уходил от западни, Ефим. – Что я, – идиот, такую вещь в своем номере держать? Я ее не в номере спрятал. Я ее в другом месте спрятал. Без меня – не найдете. Хоть с миноискателем ищите! – добавил он.

Секаченко нагнул голову на короткой шее, посмотрел из-под лобья на Мимикьянова, помолчал.

– Ладно, – проронил он.

Неторопливо подошел к торцу стола, где сидел Гергелевич, и взял лежащий на скатерти мобильник.

Еще раз испытывающе взглянул на Ефима, набрал номер и произнес:

– Отбой! Отпускайте, тетку. Глаза завяжите, чтобы на дорогу не смотрела! Да! И где-нибудь в центре оставьте. Объясните подоходчивей, чтоб не болтала. Но без грубости. Этого не надо! Ну, все. Конец связи! Все, я сказал! Расчет, как договорились.

Секаченко нажал кнопку, отключаясь.

– Ну, сам слышал, – повернулся он к Ефиму, – сказал я, чтобы отпустили тетеньку. Я условие выполнил. Теперь, паренек с Москва-реки, твоя очередь. Если наврал, или задумал поганое, тебе не тетечку из Новосибирска, тебе – себя самого жалеть придется! Не увидит тебя больше Москва. Осиротеет столица! И родственнички твои, если они у тебя есть. Пошли! – кивнул он на выход в коридор.

Ефим почувствовал холодную влажную волну воздуха, за неуловимое мгновение до того, как увидел: плотные коричневы шторы и белоснежное тюлевое кружево взвились, словно чье-то развивающееся под ветром платье. Оконная рама дрогнула и сорвалась с места. Раздался удар, громкий, как выстрел: открытая створка окна с размаха ударила об оконный переплет. Взгляды присутствующих метнулись у шторам.

И Мимикьянов решился.

Он бросился в сторону и, нанося удар правой по корпусу, всей массой своего девяностокилограммового тела обрушился на Секаченко.

Майор рассчитывал впечатать его в стену, после чего, тот, хотя бы, на несколько секунд, должен был потерять над собой контроль. Этих секунд должно было хватить, чтобы его обезоружить. Так случилось бы с любым другим противником, но с Секаченко случилось по-другому. Краем глаза бывший инструктор по плаванию уловил движение майора и успел сгруппироваться.

Летящая масса Мимикьянова отбросила его на несколько метров. Он опрокинулся на пол, поехал задом по полу, пока не ударился спиной о стену. Там он и остался сидеть с разбросанными в стороны ногами.

Но контроль над собой, на что рассчитывал майор, Виктор Сергеевич не потерял. И пистолет не выронил. Он направил ствол в живот Ефиму, сдвинул большим пальцем скобку предохранителя и прорычал:

– Ну, все! Отыгрался ты, москвичок! Ты сейчас в гостиницу с дыркой в животе поползешь и в зубах мне прибор притащишь!

Сотрудники Виктора Сергеевича, находящиеся в темном коридоре, заторможено, как в замедленной киносъемке, сдвинулись со своих мест и, мешая друг другу, намертво заклинились в дверях.