Николай Шпанов - Ученик чародея

Силс продолжал смотреть в сторону и не отвечал. Грачик терпеливо повторил вопрос.

— Не мог, — нехотя ответил Силс.

— Вы уверены?

— Именно.

— Почему вы так уверены?

Вместо ответа Силс снова пожал плечами.

— Он мог спрятать оружие перед явкой к нашим властям; утаил это от вас… — настаивал Грачик. А взгляд Силса все тяжелел, глаза его делались свинцово-серыми.

— Нет. — Силс произнёс это слово так, словно выложил на стол перед Грачиком чугунную гирю. — Мы ничего не утаили. Именно ничего не спрятали… Ни он, ни… я.

— В вашей-то искренности, я уверен.

Силс опустил глаза и кивнул головой.

Грачик положил перед ним нож, полученный от старого рыбака.

— Вот нож Круминьша… — сказал он так, будто не сомневался в этом. Но ему достаточно было увидеть глаза Силса, чтобы понять: Круминьш не имел к ножу никакого отношения. И все же Грачик продолжал: — Значит, запишем: этот нож принадлежал Круминьшу?

И снова раздалось такое же увесистое:

— Нет.

— Ножик ваш?

— Нет.

— И вы никогда не видели этого ножа?

— Именно.

— И не думаете, что Круминьш его у кого-нибудь взял?

— Именно.

— Чтобы очинить свой карандаш, а?

— Нет.

По-видимому, Силс не принадлежал к числу людей с хорошей выдержкой. Вопросы Грачика выводили его из себя, и только природная холодность удерживала от резкости. Но Грачик намеренно настаивал на своих вопросах. Даже при доверии, какое Грачик чувствовал к Силсу, допрос оставался поединком людей, сидевших по разные стороны стола.

— Он должен был написать большое письмо, — продолжал Грачик, а мягкий химический карандаш то и дело тупился.

— Химический? — словно освобождаясь от владевшей им скованности, спросил Силс. — У нас не было химических карандашей.

— Почему?

— Нас учили: химический карандаш расплывается от сырости. Химический карандаш, когда его чинишь, оставляет следы на пальцах… — Силс умолк. Словно ему были неприятны эти воспоминания. Лишь после некоторого молчания добавил своё: — Именно.

— Значит, можно считать установленным, что это не карандаш Круминьша?

— Именно.

— Но у него, наверно, были другие карандаши. Он же писал что-нибудь?

— Только немножко… Вилме.

— Вилме? — переспросил Грачик. — Кто такая Вилма?

— Вилма Клинт, девушка… там. — Силс взмахом руки показал на окно.

Грачик понял, что речь идёт о девушке, оставшейся за рубежом.

— Значит, ей он писал?

— Именно… Только не знал, дошло ли его письмо.

— Значит, Круминьш ничего не знал о Вилме?

— Один раз пришло от неё письмо.

— Все-таки пришло?

— Через Африку и Францию. Переслал кто-то из завербованных в Марокко. Вилма писала: там читали «Циню». И все поняли: кто вернётся сюда, тому не будет плохо. — Силс долго обдумывал следующую фразу. Его молчание наводило Грачика на мысль о неискренности Силса. Наконец, тот сказал: — Вилма писала: она подговаривает одну девушку убежать… сюда.

— Вы полагаете, что Круминьш… хорошо относился к Вилме Клинт?

— Именно, любил.

— И она стремилась на родину? Может быть, они хотели быть вместе?

— Именно хотели, — что-то отдалённо похожее на улыбку на миг осветило черты Силса. Но это подобие улыбки было короче чем мимолётным.

— Он говорил вам об этом? — спросил Грачик, стараясь попасть в простой, дружеский тон. Но Силс, как и часто до того, ответил только молчаливым кивком головы. Лишь после долгой паузы, подумав, сказал:

— Эджин боялся. Если они узнают, что Вилма хочет бежать, ей будет худо… Именно, очень худо. Круминьш очень боялся. И очень ждал Вилму.

— Что же, — тепло проговорил Грачик, — если так, то, значит, Круминьш хотел жить…

— Именно хотел… Потому и уговорил меня явиться. Он не хотел ни умирать, ни сидеть в тюрьме.

— И уж во всяком случае не собирался кончать жизнь самоубийством?

— Именно.

— А как все плохо получилось.

— Именно плохо. — Избегая взгляда Грачика, Силс опустил глаза на свои руки, лежавшие на столе.

— Это не повторится. Можете быть спокойны! — ободряюще сказал Грачик. — Может быть, и у вас есть своя Вилма?

Впервые за всю беседу холодные глаза Силса потеплели, и он не уклонился от испытующего взгляда Грачика.

— Именно, — тихо, словно боясь быть кем-нибудь подслушанным, повторил Силс. И ещё тише: — Инга… Инга Селга.

Он подпёр голову руками и несколько раз повторил: «Инга… Инга…» Когда он поднял голову, Грачик увидел, что губы Силса сложились в улыбку. Лицо принадлежало другому Силсу — не тому, которого Грачик определил, как холодного и скрытного субъекта. Грачик улыбнулся.