Николай Шпанов: Ученик чародея

Нил Платонович Кручинин не принадлежал к числу людей, которые легко поддаются настроениям. Но невнимание, проявленное Грачиком, все же привело его в состояние нервозности, которую он и пытался сейчас подавить, прогуливаясь по платформе Курского вокзала. Не слишком-то приятно: молодой человек, воспитанию которого ты отдал столько сил и представлявшийся тебе ни больше, ни меньше как продолжением в будущее собственного кручининского «я», не приехал ни вчера вечером, чтобы посумерничать в последний день перед расставанием, ни сегодня утром! «Уехал за город» — этот ответ работницы не удовлетворил Кручинина. Разумеется, дача в июне — это законно, но Грачик мог бы посидеть и в городе, зная, что предстоит отъезд старого друга и немного больше, чем просто учителя.

Кручинин прохаживался вдоль поезда, стараясь не глядеть на вокзальные часы. Но часы словно сами становились на его пути: то и дело их стрелки оказывались перед глазами. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут, когда Кручинин решил войти в вагон.

Именно тут-то запыхавшийся Грачик и схватил его за рукав:

— Нил Платонович, дорогой, пробовал звонить вам с аэродрома — уже не застал. Боялся, не поспею и сюда.

— С аэродрома? — переспросил Кручинин.

— Вчера, едва я вам позвонил, — вызывают. — Грачик отёр вспотевший лоб и отвёл Кручинина в сторону. — На аэродроме происшествие: самолёт из Риги, посадка, одну пассажирку не могут разбудить. Тяжёлое отравление. Летела из Риги. Никаких документов и её никто не встречает.

— Смерть? — заинтересовался Кручинин.

— Слабые признаки жизни…

— Позволь, позволь, — перебил Кручинин. — В бортовой ведомости имеются же имена всех пассажиров.

— Разумеется, запись: Зита Дробнис. Пока врачи делают промывание желудка, успеваю навести справку в Риге: Зита Дробнис не прописана. Заказываю справку по районам Латвии. Но тут под подкладкой жакетика обнаруживаю провалившийся в дырявый карман обрывок телеграммы из Сочи. «Крепко целуем встречаем Адлере». Подпись «Люка», И ещё…

— Телеграмма Зите Дробнис? — спросил Кручинин.

— В том-то и дело, что адреса нет — верхняя часть бланка оторвана. Но это неважно. Прошу сочинцев дать справку по служебным отметкам: номер и прочее. Узнаю: обратный адрес найден на бланке отправления в Сочи. Уточняем: отправительница — дочь известного ленинградского писателя отдыхает в Сочи и действительно ждёт гостью из Риги. Но ожидаемую гостью зовут вовсе не Зита Дробнис, а Ванда Твардовская. Повторяю запрос в Ригу. Твардовская там оказывается. Даже две: мать и дочь. Дочь по показанию соседей сутки как исчезла. Мать в тот же день уехала, не сказав куда. Предлагаю организовать розыск. Ясно, что имею дело с отравлением Ванды Твардовской — дочери. Фальсификация имени в бортовой записи наводит на подозрение. Заключение лаборатории НТО — яд, у нас мало известный: «Сульфат таллия».

— Да, да, — живо подхватил Кручинин: — сульфат таллия очень устойчив в организме. Эксгумация через четыре года позволяет установить его присутствие в тканях трупа. Яд без цвета, запаха, вкуса, не окрашивает пищу. Продолжительность действия определяется дозой: от суток до месяца. Сульфат таллия был довольно распространён за границей в качестве средства борьбы с грызунами. Поэтому там его легко было достать. У нас не применялся. Отсюда — первый вывод: яд может быть иностранного происхождения.

— Но в Риге он мог сохраниться со времён буржуазной республики, — возразил Грачик.

— Ты прав, — согласился Кручинин. — Возможно… Дальше?.. Остаётся девять минут до отхода поезда. Нужно решать: брать мои вещи из вагона?

— Зачем? — насторожился Грачик. — Вам необходимо ехать. Я справлюсь. Но позвольте сначала…

— Нахал ты, Грач! — добродушно воскликнул повеселевший уже Кручинин. — Откуда столько самоуверенности?.. Однако к делу! Симптомы отравления сульфатом таллия: боль в горле, покалывание в ступнях и в кистях рук; расстройство желудка, выпадение волос. Впрочем, это уже на затяжных стадиях. Совпадает?

— Что тут можно сказать: ведь отравленная — без сознания.

— Да, чёрт возьми! Её не спросишь, — разочарованно сказал Кручинин. — Исход может оказаться и смертельным. — И вдруг спохватился: — Эта телеграмма из Сочи — единственное, что при ней было?

— Нет…

— Так что же ты молчишь?..

— Вы же сами не даёте мне договорить… В самолёте оказалась вторая отравленная — соседка Твардовской по кабине. Москвичка. Её состояние много легче. Показала: Твардовская угостила её, свою случайную спутницу (они познакомились уже в самолёте), частью своего бутерброда и дала отпить чая, который был у неё в термосе. Бутерброд, по-видимому, съеден весь, а в термосе осталось несколько капель чая. В них нашёлся яд.