Лев Абрамович Кассиль
Ученик чародея
– Зачем мы с вами будем тратить время на такие пустые
проделки, достойные какого-нибудь заезжего фокусника?
Перейдем лучше, дорогая фея, к более сложным вещам.
– Я ухожу! – воскликнула гостья, поднимаясь со стула.
– Едва ли вам это удастся сделать без моего согласия,
– сказал волшебник Проспер Альпанус.– Должен вам
сказать, сударыня, что сейчас вы всецело находитесь в моей власти.
Э. Т. А. Гофман
У меня записано много занятных истории о моем друге Тошке Кандидове.
Вот одна из них.
Кандидов долгое время был грузчиком. Он работал в порту, на речных пристанях, при железнодорожных пакгаузах, на складах таможни и в тому подобных местах.
До вечера он ворочал, носил, складывал, перетаскивал.
А вечером, умывшись и наярив штиблеты, шел в цирк. Он приходил к третьему отделению программы. В третьем отделении выступал знаменитый «иллюзионист, фантасмагорист, вентролог и престидижитатор» Альпано, фокусник. Шталмейстер [1]провозглашал выход великого мага.
Шершавые ладони Кандидова первыми сшибались в оглушительном хлопке. От Кандидова кругами расходилась по цирку овация. И на нем же она замирала, возвращаясь. Ему принадлежал первый и последний аплодисмент.
Он хлопал до тех пор, пока возникшая где-то внизу, на арене, тишина так же, кругами, не доходила до него. Она, как удав, охватывала его шипящим кольцом: тс-с-с… Кандидов выбивал, словно пробку, последний хлопок и, удовлетворенно оглянувшись, садился.
Оркестр доигрывал фокс на выход. Гас свет. Там, где был выход из-за кулис, оживал, лихорадочно дрожа, экран. На нем появлялась мультиплицированная фигура Альпано. Он был в цилиндре, маске и плаще. Он ехал в люкс-экспрессе, на верблюде, на океанском пакетботе, на автомобиле, на жирафе. Он скакал, плыл, летел. Он проезжал через Вальпараисо, Нью-Йорк, Лондон, Париж.
Он прибывал на московский вокзал.
Здесь Альпано из судорожно двигающейся карикатурки вырастал в почти объемное существо. Он шел по вокзалу с чемоданами.
И Тошке Кандидову каждый раз хотелось подсобить ему и принять тяжелый багаж. Но Альпано ехал уже по улице, входил в цирк. Прямо с экрана шагал на арену – и зажигался свет.
На месте исчезнувшего экрана, у входа на арену, стоял человек в цилиндре, маске и плаще. Человек сошел с экрана.
Он раскланивался, приподняв цилиндр. Потом сбрасывал плащ, медленно снимал маску, и одураченный цирк узнавал коврового клоуна «Чарли Чаплина».
– Нет, я не Альпано! – кричал рыжий. – Я только Чарли! Го-гю-гу! Альпано чичас! Он затерял в трамвае своя голова.
И тут появлялась тучная и обезглавленная фигура в балахоне.
Цирк с замиранием вглядывался. Сомнения не было: у человека отсутствовала голова. Но человек нес в руке чемоданчик.
Крышка чемодана резко открывалась. Все в ужасе аплодировали.
Альпано принес свою собственную голову в чемодане! Голова улыбалась, подмигивала и говорила: «Добрый вечер». Голова просила пить. Альпано брал свободной рукой стакан и подносил к губам в чемодане.
Голова морщилась, фыркала, говорила «мьерси» и просила еще – и покрепче. Таким же образом голова закуривала. Тогда Альпано сердито захлопывал чемодан и ставил его на стол.
Но едва он пытался отойти от стола, как крышка чемодана приоткрывалась.
Из чемодана шел дым колесом, и голова кричала оттуда, что Альпано без нее не проживет, что в СССР-де голова нужна. Тут, разумеется, опять появлялся «Чарли Чаплин» и спрашивал:
– А есть ли голова у заведующего кооперативом номер двести сорок семь, который сгноил две тысячи огурцов?
Голова в чемодане продолжала шуметь, свистеть и бесчинствовать.
Наконец Альпано хватал свою голову. Он вытаскивал ее, курящую и ругающуюся, из чемодана и ставил себе на плечи под приподнятый капюшон. Голова прирастала и легким движением откидывала клобук. Голова улыбалась, выпускала клуб табачного дыма и произносила:
– Голова на плечах – все в порядке.
И Альпано, обретя голову, сбрасывал балахон.
Так появлялся Альпано.
Начинались чудеса.
Альпано был фокусником самой последней американской формации, представителем новейшей школы иллюзионизма. Стиль его работы был чист, легок, четок и прост. Он не делал магнетических пассов, не вперял сверкающих взоров. Он двигался свободно и весело, он не обставлял своих номеров с помпезной пышностью индусских факиров. Его антураж был буднично скуп. Никакой мишуры! Это были всё предметы житейского обихода: стулья, шляпы, зонты, книги, простая посуда, часы.
Читать дальше