Сергей Валяев: Чертово колесо

— Мы, дурачки, с тобой двадцать лет потеряли. — Нашла укромную лавочку под стеной какого-то строения. — Как жаль, что мы не встретились за одной партой… Ты понимаешь?… Я хочу плакать. Мы бы жили-поживали, и была бы у нас куча мала…

— Маша, ты что? — Он смотрел в ее глаза. — Суши весла, боцман!

— Прости, нам так мало… — Уткнулась в его плечо.

Он растерянно гладил ее голову.

— Ну, привет, смеялись-смеялись… Мария, в чем дело?

— Ты ушел, а мне плохо-плохо… Будто душу какая-то сила выворачивает… Потрошит… И так страшно-страшно-страшно…

— Маша, медицина по этому поводу…

— Я тебя люблю, — сказала она и посмотрела в глаза. Он выдержал взгляд.

— Я тебя люблю.

— И ты меня никогда не бросишь?

— Маша, ты забыла, у нас… Скоро детям в школу…

— Молчи-молчи-молчи, — горячечно проговорила женщина. — У нас ничего и никого нет. Есть только мы! Ты понял: ты и я… На всем белом свете… Ты же со мной счастлив?

— Очень, — вздохнул утомленно Павел. — Мария, чего ты хочешь?

— Я хочу быть с тобой. Всегда-всегда. Если тебя вдруг не будет, я умру… И все!

— Я буду, обещаю… Кстати, родная, знаешь, где мы сидим?

— Здесь…

— Вот это стена патолого-анатомического Отделения.

— Что? — не поняла Маша.

— Морг здесь.

— Ха! — спокойно проговорила женщина. — И ходить далеко не надо…

— Ну, хватит! — ударил он себя по колену.

— Значит, здесь ты меня раскромсаешь, как банку с ветчиной? — Не шутила.

Павел зло вскочил на ноги, всплеснул руками, заорал:

— Маша, родная! Скажи мне сразу: ты сумасшедшая? Если ты такая, то я тоже буду таким. — В истерическом запале изобразил эпилептика. — Мы прекрасная пара, да? Нам завидуют, да?

— Да, — ответила она, тоже поднимаясь с лавочки. Смотрела перед собой. — Нам завидуют потому, что мы живем с тобой на необитаемом острове…

городской парк был безлюден. Медленно и скрипуче крутилось Чертово колесо. В одной из лодок сидели мужчина и женщина. Их лица были закрыты масками: картонные круглые очки с бульбой-носом. Штормовой ветер ударил в борт лодки, которая находилась в верхней точке аттракциона. Застонал металл, завизжали подшипники — лодка опасно качалась, и качались в ней двое, и казалось, еще мгновение, и… и —

женщина проснулась… трещал старенький будильник… женщина медленно повернула голову — рядом никого не было. Она взяла подушку и накрыла свое лицо. Лежала. Барабанил по жести дождь. В вазе стояли мертвые, сухие розы. Дверь в спальню приоткрылась; заглядывал муж.

— Машенька, извини, тебе не пора?

— Пора. — Отбросила подушку. (Ту самую, которой «душила» Павла.)

Муж исчез. Маша закурила, смотрела, как дым уплывает к потолку. Потом поднялась, натянула байковый халат, подошла к мокрому окну: город жалко мок под ранне осенним дождем. Маша тронула холодное стекло, потом стремительно — в кухню.

В кухне завтракали муж и сын. Она не взглянула на них.

— Кофе твой готов, — заискивающе проговорил муж.

— Спасибо. — Глоток из чашки; поворот головы к сыну. — Слава?

Сын сидел в маске; на его лице была игрушечная безделушка: картонные круглые очки с бульбой-носом.

— Откуда это у тебя? — спросила спокойно.

— Вчера нашел… под балконами… У нас такая же была, — ответил сын. — Я красивый?

— Сними, пожалуйста, — сказала щурясь.

— Ну, ма!

— Сними!

— Ну, пожалуйста! — Сорвал с лица, бросил на пол.

— Подними! — с угрозой в голосе проговорила.

— Маша, — вступился за сына отец.

— Я кому сказала: подними! Что, уже плохо понимаешь русский язык? — закричала Маша. — Разболтался, да?

У сына на глазах от обиды навернулись слезы. Поднял маску с пола, положил ее на стол, потом стремглав выбежал прочь.

— Маша, ты не совсем пра… — И поперхнулся куском пищи. — Ыыыыы! — Наклонился в судорожных попытках освободить горло.

Мария поначалу не поняла, что произошло. Она стояла над корчащимся мужем и смотрела на его жалкие конвульсии. Потом резко ударила кулаком по спине… Муж охнул и благополучно задышал, багровый и перепуганный.

— Господи! Так можно и… и умереть… дуба дать…

— Кому суждено утонуть…

— Маша. — Муж пил воду. — В конце концов, я не понимаю, что случилось? Ты сильно изменилась.

— Я устаю. У меня каждый день по четыре пары. Это не школа, а стационар дурдома…

— Я помогаю тебе, как могу… — Жалко улыбался.

— Прости, я и вправду очень устаю. — Взяла со стола маску. Уходила. — Устаю… смертельно…

Муж смотрел ей в спину, нерешительно спросил: