Елена Михалкова - Нет кузнечика в траве

Оля знает, что шепот — ложь. Но вслушивается в него с наслаждением, ведь эта утешительная иллюзия прекрасна. Она как распахнутое настежь окно в другую версию реальности.

Еще она знает, что отец вовсе не притворяется добряком. Он искренен, гладя по руке жену и целуя в макушку дочь. Он напевает песенки, отпускает глупые шутки, изо всех сил старается поймать их улыбку — но только не потому, что чувствует себя виноватым. Если сейчас напомнить, как он избил их две недели назад, лицо у отца вытянется, словно от огорчения, и он вздохнет: да, вспылил немного… но ведь не без причины! Это все из-за горячей любви к матери! Вот такой он хороший сын, да, не каждая мать может таким похвастаться. Да и какое там избиение… подумаешь, пошумел в сердцах… с кем не бывает!

Девочка следит за его руками, расставляющими на столе тарелки. Когда отец не замечает, она коротко взглядывает на его красивое мужественное лицо с широким лбом и кудрявыми волосами. Она ищет признаки того, что он постепенно возвращается к своему обычному состоянию.

«Я здесь хозяин».

Ей приходится наблюдать не только за отцом, но и за матерью.

Кто бы мог подумать, что опасность будет подстерегать с этой стороны! Мама, кажется, делает все, чтобы вывести мужа из себя. Не улыбается, не греет ему суп, почти не разговаривает. И не заходит в комнату к бабе Лене, хотя лишь благодаря ей они с Олей остались живы. Мама существует сама по себе, словно не только ее семьи нет рядом, но даже время вокруг нее струится иначе, и она плывет в его потоке, равнодушно глядя на тех, кого уносит другим течением.

Оля, может, и поверила бы в то, что маме разом все стало безразлично. Но кое-что подсказывает ей, что мать такая же лгунья, как сама Оля.

Мама не позволяет остаться им наедине. Она взяла неоплачиваемый отпуск и с утра до вечера, как заведенная, отмывает, чистит, скребет свой дом. Мама не спрашивает, где Оля проводит свои дни, но девочка ловит на ее лице тень облегчения, когда утром убегает гулять, и замечает, как едва заметно поджимаются ее губы, когда вечером возвращается обратно.

Будь мамина воля, она не пускала бы Олю домой.

Нож по-прежнему при ней. Это очень плохо, потому что толстая неповоротливая мама не может зарезать даже курицу. Она слабая. Оля отобрала бы у нее нож, но мама найдет другой.

И еще она ищет для Оли интернат в соседнем городе. Девочка слышала обрывки телефонного разговора, короткие рваные фразы… Их хватило, чтобы она похолодела.

«Я никуда не поеду! — хочется ей крикнуть в замкнутое мамино лицо. — Я не брошу тебя!»

Наедине с мамой они в основном молчат. А если говорят, то о ничего не значащих вещах вроде лося, выходившего на окраину Русмы, или соседского забора, который повалила свинья.

Если бы Оля могла предупредить ее без последствий! Она визжала бы и топала ногами: прекрати, прекрати сейчас же! Ты все испортишь, мама! Веди себя как обычно, спрячь свой дурацкий нож, начни разговаривать с ним. А главное — не вздумай бросаться на мою защиту, поняла? У тебя не получится. Ты угробишь нас обеих.

Тем временем с отцом ничего не происходит. Ничего такого, что подсказало бы Оле, что пошел обратный отсчет. Он по-прежнему мил и добродушен. Он, кажется, очень рад, что мама не ходит на завод, и пару раз пошутил, что быть домохозяйкой ей к лицу. «Всю жизнь мечтал, чтобы жена по дому шуршала!» Как будто забыл о том, что, если она уволится, им не на что будет жить.

Встречи с коллективом продолжаются. Отец возвращается подвыпивший, но на ногах стоит крепко. Залатал подтекающую ванну, укрепил крыльцо, начал менять прогнивший шифер на крыше. «Хозяйственный у тебя мужик, Наталья, — сказала с завистью Галина Шаргунова, заглянувшая в гости. — Рукастый! А у некоторых вот ни мужа, ни дочурки…»

Тут она зарыдала. А отец принялся ее утешать: обнял, погладил по спине, потом налил стопочку.

«Соболезную», — говорит.

«Дай Бог вам никогда не испытать такого горя, Николай!»

Оля смотрела на них и думала: не может такого быть по-настоящему, ей показывают какое-то кино. Женщину, которая терпеть не могла Пудру, утешает мужчина, который ее убил. Ухохотаться можно! Синекольский говорит, от качественного косяка хорошо прет. Да как вокруг посмотришь, никаких косяков не надо!

Девочка молча смотрит, как отец наполняет опустевшую стопку Галины. Если бы сняли такое кино, думает она, получилось бы очень паршиво, и никто бы его смотреть не стал, и правильно сделал бы.

А еще ей начинает чудиться, что отец все понял.