Дик & Феликс Фрэнсис - Ноздря в ноздрю

Мы никогда не были близки.

Ребенком я всегда обращался к отцу, что за сове­том, что за лаской. Мы вместе смеялись над глупы­ми ошибками матери и шутили насчет ее политиче­ской наивности. Мы улыбались и закатывали глаза, когда она допускала очередную faux pas [8] Оплошность (фр.). , а случалось такое часто.

Я не пролил ни единой слезы после гибели отца, но горевал страшно. Я его обожал — и едва смог вы­нести такую потерю. Помню отчаяние, которое ох­ватило меня, когда через несколько недель после смерти отца я более не мог ощутить в доме его за­пах. Пришел домой из школы-интерната на уик-энд и внезапно понял, что отцом в доме больше не пах­нет. Отсутствие его запаха обострило горечь утраты: он не вышел за газетой, а ушел навсегда. Я побежал наверх, в его гардеробную, чтобы понюхать одежду отца. Открывал шкафы, выдвигал ящики, зарывался носом в его любимые джемпера. Но отец ушел. Очень, очень долго сидел я на полу гардеробной, ус­тавившись в никуда, сраженный горем, но не в си­пах проронить слезу, не в силах, как положено, оп­лакать отца. Даже теперь мне так хотелось рассказать ему о своей жизни и работе, радостях и печалях. И ругал его вслух за то, что он умер и его нет рядом со мной, когда он мне так нужен. Как бы я был сча­стлив, если бы он мог поговорить со мной, снять боль в моем ушибленном колене, успокоить меня, стереть кошмары из моей памяти. Но при этом я все равно не мог оплакать его.

Когда начался часовой выпуск новостей, я осоз­нал, что голоден. Кроме двух хлебных корочек и шо­коладного батончика в больнице, я ничего не ел с пятничного вечера, а та еда не прошла дальше же­лудка. И теперь, стоило мне об этом подумать, как желудок заныл. Но каким способом унять эту боль, я как раз знал.

Дохромал до кухни и приготовил себе испанский омлет. Часто говорят, что еда успокаивает, и дейст­вительно, многие в стрессовом состоянии едят бога­тые сахаром продукты вроде шоколада и не только потому, что им требуется энергетическая подпитка. Просто после шоколада настроение действительно улучшается. Я это прочувствовал на себе в больнице Бедфорда. Однако меня еда успокаивает, только ес­ли я сам ее и готовлю.

Я взял с овощной стойки несколько головок лука-батуна, порезал их на тонкие кругляши, поджа­рил на сковороде в оливковом масле первого отжи­ма. Нашел в холодильнике несколько сваренных мо­лодых картофелин, порезал, добавил к луку, плеска­нул для вкуса чуть-чуть соевого соуса. Три яйца, решил я, и разбил их в стеклянную миску. Я дейст­вительно люблю готовить, и мне определенно стало лучше, как физически, так и духовно, задолго до того, как я сел на диван, чтобы съесть приготовленное блюдо.

Карл позвонил во второй половине дня.

— Слава богу, ты дома.

— Приехал еще вчера.

— Извини, мне следовало позвонить раньше.

— Все нормально. Я ведь тоже тебе не звонил. — И я знал почему. Отсутствие новостей лучше тех, которых боишься.

— Что с тобой случилось?

— Ударился коленом. Меня отвезли в больницу Бедфорда, а потом на такси домой. А ты?

— Цел и невредим. Помогал людям спускаться вниз в дальнем конце трибуны. Полицейские запи­сали мою фамилию и адрес, а потом отправили до­мой.

— Ты видел Луизу или Роберта? — Я затаил ды­хание, страшась ответа.

— Никого не видел, но Роберт позвонил мне ут­ром. С ним все в порядке, если не считать, что он потрясен случившимся. Он спрашивал, не знаю ли я, как там Луиза.

— Разве при взрыве Роберт не был в ложе?

— Он говорит, что бомба точно взорвалась в ло­же 1, а он в этот момент находился в ложе 2 за сдви­нутой перегородкой, которая его и спасла. Но, похо­же, слух он потерял. Мне пришлось кричать в труб­ку.

Я знал, каково это.

— А что с Луизой?

— Понятия не имею, — ответил Карл. — Я пы­тался звонить по номеру горячей линии, который дали в полиции, но он постоянно занят.

— О других новости есть?

— Только те, что в телевизоре. А ты ничего не слышал?

— Ничего. Я видел американку, которая органи­зовывала ленч, Мэри-Лу Фордэм, сразу после взры­ва. До сих пор вижу. Ей оторвало обе ноги.

— Господи.

— Я чувствовал себя таким беспомощным.

— Она жива?

— Была жива, но я не знаю, удалось ли ее выне­сти и спасти. Она потеряла слишком много крови. Меня увел пожарник, который велел мне спуститься вниз.

Последовала пауза, мы оба вспоминали послед­ствия взрыва.

— Я об этом еще не думал, — продолжил я, — но кухня наверняка по-прежнему опечатана. Завтра начнем с этим разбираться. Сегодня у меня для это­го нет сил.