Хью Пентикост - Где снег был красным

— Для чего вы рассказали мне это? — спросил доктор Смит после долгой паузы.

Судья опустил руку и как-то странно взглянул на доктора, словно забыл, что маленький серый человечек сидит рядом.

— Ваша теория, доктор. Как там вы сказали? «Святой Георгий, зараженный укусом дракона и сам превратившийся в дракона»? Думаете, я тут сидел, наблюдая, как Терренс поступал с Сьюзен, как Дэн поступал с Эмили, как Линдсей поступал с Лиз Холбрук, и не спрашивал себя: почему они должны остаться без наказания? Почему они, которые, подобно моему врагу, не любят и не способны любить, должны безнаказанно разрушать и уничтожать? Думаете, доктор, я не спрашивал себя об этом? — В голосе судьи слышался глубокий гнев. — Если бы вы копнули мое прошлое и узнали об этой истории, разве не задумались бы обо мне? Разве вы не сказали бы — особенно после происшествия на дороге сегодня вечером и удивительных обстоятельств, указывающих на меня: «Вот, согласно моей логике, сумасшедший и его логичные для сумасшедшего мотивы!» Разве нет, доктор?

— Может быть, — медленно сказал Смит.

— А что вы теперь думаете обо мне? — Судья наклонился вперед, сидя в кресле. Маленькая припухлость на его челюсти была похожа на белый жесткий узел.

Доктор смотрел на него с некоторой жалостью в глазах.

— Я думаю, что вы, должно быть, очень сильно ненавидели Вейла, Саттера и Линдсея. И я все же не понимаю, зачем вы рассказали мне эту историю.

— Я же сказал вам — потому что вы могли бы узнать о ней. И стали бы меня подозревать самым серьезным образом.

— Вот что интересно. Вы говорили, что правду знают лишь еще два человека. Стала бы женщина, любящая вас, открывать секрет? Думаю, нет, судья Кревен. Стал бы его открывать ее муж, который вас ненавидит? Это кажется маловероятным, поскольку он потерял бы свою власть над вами в тот момент, когда правда стала бы достоянием публики. Все-таки он был шантажистом.

— Но, доктор Смит…

— Итак, у вас имелась и другая причина для того, чтобы рассказать мне вашу историю. Возможно, вы готовились признаться в убийстве.

— Я никого не убивал! — воскликнул судья. — Никого, кроме самого себя!

— Возможно, из-за сильной ненависти, накопившейся в вас, вы чувствуете потребность в новой серии наказаний. Но я не ношу с собой бич, судья Кревен. Я не отец вам. Я не судья вам. К сожалению, если вы ощущаете потребность вершить наказания, я не могу вам помочь.

Спустя недолгое время доктор шагал по улице к дому Саттеров. Было около десяти часов, и большинство жителей поселка после лихорадочной ночи и такого же дня отдыхали. Дома были темными, разве что иногда попадались освещенные окна на втором этаже. Через равные интервалы уличные фонари отбрасывали на снег круги желтого света.

Доктор обнаружил, что находится в неясном для самого себя тревожном состоянии. Виной этому было не воспоминание о судье, съежившемся в кресле у камина с глазами, красными от слез, которые он не стыдясь пролил, перед тем как Смит оставил его.

— Вы по-прежнему подозреваете меня, доктор? — спросил Кревен, стоя в дверях, когда Смит уходил.

— У меня по-прежнему нет улик, — ответил доктор. — Вы снабдили меня мотивом для вас, а я могу предоставить мотивы для других. Но кто вышел в ночной двор вместе с Терренсом Вейлом? Кто приготовил яд, жадно проглоченный Дэном Саттером вместе со спиртным? Кто убрал Роджера Линдсея и как? Это — те вопросы, на которые мы обязаны ответить, и все ответы должны вывести нас на одного человека. Я буду рассматривать вас, судья, как возможного кандидата.

Кревен неуклюже улыбнулся:

— Жаль, что это не я. В моей жизни так мало остроты. Я не прочь умереть за то, что уничтожил несколько негодяев.

— Даже такой почтенный человек, как отставной судья, примеривает к себе неподходящую ему роль Бога! Спокойной ночи, судья Кревен.

Нет, решил доктор, ему было тревожно не из-за судьи. История Кревена могла вырваться из его уст из-за тяги сделать признание, либо она являлась хитрым ходом, направленным на то, чтобы вызвать у доктора сочувствие и сбить его со следа. Это было не важно. Пока нет улик, это не важно. Тревожил доктора инцидент на дороге. Казалось, не имелось никаких сомнений в том, что в планах преследователя было нападение. Это могло означать одно — доктор представлял опасность для кого-то, он вплотную подошел к ответам на главные вопросы. Близко, очень близко. И тем не менее он был слеп; он их не видел; он не мог к ним прикоснуться. Поскольку поиск физических вещественных доказательств не являлся его компетенцией, это должно было означать, что в какой-то момент в разговоре с кем-то собеседник доктора проговорился. Он, Джон Смит, этого не заметил, но, возможно, если посидеть и проиграть в уме все события с самого начала — с того момента, когда Бим сказал, что кто-то лежит в снегу, — возможно, тогда он заметит противоречие, тот момент, когда кто-то споткнулся. Пусть чуть-чуть, но споткнулся. Доктор невесело подумал, что теперь находится в том же положении, в каком, по его мнению, был Роджер Линдсей. Он забыл о чем-то, что стоило запомнить.