Хью Пентикост - На грани безумия

Доктор отвел глаза, не в силах видеть искаженное непосильной мукой лицо Марка.

— Могу я посмотреть эти письма?

— Я буду передавать их вам по пачке, — предложил Марк. — Они подобраны в хронологическом порядке. — И он бросил к ногам доктора связанную пачку писем. — Это за первый год.

Смит нагнулся и подобрал их. Конверты были обыкновенными, с дешевыми марками. Единственное различие заключалось в том, что некоторые из писем были адресованы Марку домой, а другие — в его офис.

Доктор вынул из конверта первое письмо, напечатанное на обыкновенной писчей бумаге. Это было то самое послание, которое Кей процитировала ему со слов Марка в первый же день их знакомства.

«Бедный старина Марк!

Пришло время платить. Тебе предложили место судьи. Это было бы блестящим началом карьеры. Но, увы, слава и успех не для тебя, старина. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Предлагаю тебе отказаться от места судьи, если только ты не хочешь, чтобы я посвятил в нашу тайну весь мир, и особенно окружного прокурора.

Это, дружище, только начало того, что, я надеюсь, будет приятным сотрудничеством для меня!»

Это письмо не было подписано, так же как и все остальные. Доктор взглянул на Дугласа:

— Вы знали, о чем он говорил, угрожая пойти к окружному прокурору?

— Конечно.

— И понимали, что это может быть только один из ваших ближайших друзей?

— Когда как следует пораскинул мозгами.

— Тогда то, что вы сделали, Марк, произошло в тот уик-энд, который вы провели здесь, когда умер ваш отец, — заявил Смит.

Марк вскинул голову:

— Как вы это определили?

— Методом отбора. Ваши друзья там все время гадают что да как. Но это был единственный случай, когда вы все приехали сюда и когда что-то могло произойти. Но я обнаружил, что даже в этом случае все ошибаются.

— Что вы хотите сказать?

— Тут был еще и ваш отец.

— Ну уж он-то никак не мог меня шантажировать!

— Как посмотреть, — произнес доктор.

— Черт побери, что вы несете? Он умер до того, как все это началось.

— Оставим пока вашего отца, — предложил доктор. — Но есть еще одна неточность в их воспоминаниях. В вашем поместье работали старики — муж и жена…

Марк покачал головой:

— Их можете не считать. Они не выходили из дому в тот день. Готовили обед.

— Значит, это произошло днем, Марк? — небрежно уточнил Смит.

— Черт возьми, вы же хотели посмотреть письма! — взорвался Дуглас. — Вот и читайте!

Марк неожиданно попался на крючок — место и время преступления были установлены. Но руки доктора, когда он засовывал первое письмо в конверт, нисколько не выдавали овладевшего им возбуждения.

Он развернул следующее письмо. Тон его был таким же шутливым и наглым.

«Ну вот, мы снова вместе, старина. Знаю, что ты направляешься в окружной суд по делу Грондэла. Советую тебе ехать дневным четырехчасовым поездом. Это займет у тебя на шесть часов больше, но зато удержит меня от визита к окружному прокурору по твоему вопросу. Чао, бай-бай и все такое прочее».

Все письма были выдержаны в таком же издевательском духе. От негодования у доктора пересохло горло, пока он их читал. И каждое содержало требование изменить очередной план Дугласа, кроме одного — в нем аноним предлагал Дугласу на десять дней перестать пить!

— Это было в тот момент, когда предстояла встреча с моими однокашниками по колледжу, где я непременно напился бы, — с горечью объяснил Марк. — Я не поехал на встречу, но пить перестал!

— И все время вы выполняли в точности, что он требовал, потому что…

— Потому что знал, что я у него на крючке! — договорил Дуглас. — За всю мою жизнь был единственный случай, который мог представлять интерес для окружного прокурора. А то, что этот тип знал о том случае, служило доказательством, что я у него в руках.

Доктор продолжал читать, и постепенно у него стал вырисовываться образ автора этих анонимок — злобного человека, наслаждающегося своей грязной игрой и дешевым юмором. Он явно ставил себе целью лишить Марка покоя, искалечить ему жизнь. Достаточно того, что он вынудил Дугласа отказаться от главнейших шагов, которые могли помочь ему достичь блестящего положения в обществе. Это касалось судейской карьеры Марка, его участия в трастовом фонде университета, двух важных случаев адвокатской практики и, наконец, выбора в конгресс. Доктору казалось, что он даже слышит ехидное хихиканье шантажиста — пронзительное и издевательское. Этот смех не подходил ни к одному из тех, кто оказался вместе с ним в заложниках. Язык писем, казалось, был похожим на речь Ники, и все же не совсем. Это был язык дешевого негодяя из радиопостановок или публичных мелодрам — ненатуральный, придуманный голос зловещей марионетки-чревовещателя, захлебывающейся от смеха при виде человека, корчащегося в муках.