Леонид Марягин - Экран наизнанку

- Он взял меня на студию. Это - не просто. Ну, хватит травить - вот телефон. Звони от меня. Хозяйка - баба с бурным прошлым, но сейчас жутко идейная. Общественница фабрики "Гознак". Обещай вести себя в ее комнате тише воды и ниже травы. А там - как выйдет.

- Я - твой должник.

Певзнер запрокинул красивую голову и с прищуром посмотрел на Севу:

- Время покажет.

- Баб - не водить. Тишину - соблюдать. По счетам будешь платить сам. Я - буду проверять, - общественница "Гознака" загасила окурок беломорины о надколотое блюдце, поправила криво висящую иллюстрацию из "Огонька" в рамке. - Чего не выполнишь - пеняй на себя! Значит, ты здесь не жилец!..

После своих наставлений она удалилась, позвякивая медалями на двубортном пиджаке.

Обстановка в комнате была безумно убогой и скучной: старая мебель с продавленным диваном на видном месте, мертвые настенные часы, параллельный телефон у самой двери. Когда он попробовал набрать номер, дверь распахнулась, на пороге появилась ровесница англо-бурской войны в халате и заявила:

- Ты что, не слышишь? Я разговариваю. Учись правилам общежития! Это не твой личный телефон, а параллельная трубка!

После такого замечания телефонировать не захотелось. Он пересчитал скудную наличность и принял решение.

В кафе "Националь" в этот час было еще пусто, но собеседник все-таки обнаружился. За столик сел парень старше его лет на семь, с губами-плюшками, курносым носиком и глазами дауна.

- Пижонишь? - спросил он Севу, как старого знакомого. Впрочем, такая манера общения была у Губана со всеми - и со знакомыми и с незнакомыми.

- Что вы имеете в виду? - Сева постарался не грубить.

- Твою тельняшку. За сколько купил? Хочешь выглядеть мужественным?

- Я, чтоб ты знал, старший матрос! - ощетинился Сева.

- С Неглинки, которая течет в трубе. - Губан осклабился, обнажив ряд кривых зубов.

- С Балтики!

- О! Приятно познакомиться. А я представитель второй древнейшей профессии! Какая первая - знаешь?

Не хотелось признаваться, но Сева не знал.

- Первая - проституция, а вторая - журналистика! - победно пояснил Губан.

- Ну и что из этого следует?

- А следует, что балтиец должен меня сегодня угостить коньяком вот, - он вытащил из наружного кармана пиджака скомканную газету, - вышла моя статья в "Москоу ньюс".

- У меня денег как раз, чтобы заплатить за кофе.

- Тогда, как журналист, хочу знать, что ты, балтиец, без денег трешься здесь, в Москве.

- Мое дело.

- Ищешь удачи в столице?

- Я работаю на киностудии.

- Ну понятно. Ты - будущий кинорежиссер. Непонятый вгиком гений. Да тут все, - он обвел рукой зал, - или гениальные писатели, или гениальные режиссеры, или гениальные художники. Даже гениальные скульпторы попадаются! И один известный - Неизвестный!

- Не на понтярщика попал, - оборвал поток Сева.

- О! Тогда давай знакомиться - Костя Блинов.

- Сева Мокшин. - Он без энтузиазма протянул руку.

- Ну, а на бутылку в честь моей премьеры мы с тобой все-таки найдем! заверил Костя Губан и поздоровался с кем-то из вошедших в зал.

- Это - Светлов! Не может жить без "Националя", каждый день сюда ходит. Знаешь "Каховку"? - пояснил Губан.

- Я и "Гренаду" знаю. А что он сейчас пишет?

- Ничего. Программу для Утесова.

- Губан, иди сюда! - окликнула Костю яркая девица, вышедшая из такси. Тот вразвалочку подошел, перебросился с девицей парой слов и вернулся к Севе, стоявшему на углу у телеграфа, с двумя бутылками портвейна и кульком конфет.

- Презент от мадам Дюпон.

- От кого?

- От мадам Дюпон из Марьиной Рощи. Так зовут эту центровую девочку.

- А почему она тебе все это отдала? - поразился Сева.

- Этим ее угостили сверх гонорара - за отличное обслуживание. А на работе она не пьет, - хохотнул Губан, - по причине рвоты от сладостей и вина! Так что свет не без добрых людей!

- Часто тебя так выручают?

- Успокойся, я - не сутенер.

Они брели мимо ночных стен Даниловского монастыря, и Губан вещал, отхлебывая из горлышка портвейн.

Иногда он вспоминал о Севе, протягивал ему бутылку и тот, морщась, делал глоток, чтобы не обижать собеседника.

- Здесь помещался "Даниловский детский приемник" - страх всех довоенных пацанов. Заведение с тюремным режимом. Если тебя приводили в милицию за что-нибудь, ну, скажем, за хулиганство, и говорили "отправим в Даниловский", значит, детство отвернулось от тебя!

- Красиво травишь, - перебил недоверчиво Сева, - ты что, здесь побывал?

Губан смерил его презрительным взглядом.

- Я побывал тут по другой причине, - он хлопнул рукой по стене, здесь было отделение "детей врагов народа". Я бежал отсюда.