Леонид Марягин - Экран наизнанку

По узким мосткам через речку - такие зовут лавами, их сооружают на лето, после того как сойдет лед, чтобы удобнее было обывателям перемещаться из городских районов в дачные места, - по узким лавам идет парень в кепочке-восьмиклинке, ведя рядом шуршащий приспущенными шинами велосипед.

Из прибрежных кустов за велосипедистом наблюдают четыре глаза.

- За нашим пошел, сучара! - шепчет из-за кустов Булка.

- Булка, заткнись, - обрывает Вова Новый.

Мостки опустели - велосипедист скрылся в зарослях противоположного берега. Только качнулись ветки орешника - и был таков.

- Сейчас он похиляет обратно, и я его запорю, - шепчет Булка в своем укрытии.

- Перебьешся. - Вова Новый, останавливая напарника, приподнимает пятерню. - Без мокрухи. Он просто - потонет.

- Как? Он же плавать умеет...

- Тут не поплывешь - тут по пояс всего.

- А как же? - не унимается Булка.

- Покнокаешь... - Вова Новый пошевелил ветку - с нее ссыпался град капель.

И тотчас на противоположном берегу так же зашевелилась ветка.

- Чего теперь? - спросил Булка.

- Там верзила. Он знает чего. - Вова Новый, не отрываясь, наблюдал за мостками.

- Зря ты наших никого на это дело не позвал. Мы бы этому сучаре устроили. Это надо же - у своих ворованное красть, - не переставал причитать Булка.

- Булка, последний раз говорю: умолкни, - прохрипел Вова Новый, вывернув губы, отчего лицо его стало брезгливым.

На мостках у противоположного берега появился парень в восьмиклинке, ведя теперь уже навьюченный велосипед: два внушительных мешка на раме и один на багажнике.

Вова Новый, передернув затвор "вальтера", вышел из-за кустов навстречу и стал у начала мостков, держа перед собой "машину".

Одновременно с ним у противоположного берега на мостки вошел верзила, держа руки за спиной.

Велосипедист замер на полушаге.

Обернулся и, увидев верзилу, снова замер.

- Кто тебя, сучья рожа, на товар навел? - спросил Вова Новый.

- А отпустите? - выдавил велосипедист.

- Скажешь - своими ногами уйдешь по воде, - заверил Вова Новый.

Велосипедист торопливо застрекотал:

- Булка говорил, на двоих удобнее товар делить, чем на троих

Булка дернулся и исчез в прибрежных кустах - только качались ветки и стучали по листьям потревоженные капли.

- А меня кто заложил? - теперь велосипедист говорил медленно и еле слышно.

Вова Новый криво усмехнулся:

- Тоже Булка. При любом раскладе хотел в порядке быть, падла! Ну его-то мы достанем, с ним отдельно потолкуем... А ты - иди. - И он показал стволом, куда следует идти велосипедисту.

Велосипедист отпустил руль, навьюченный велосипед, глухо звякнув, свалился на доски мостков.

Велосипедист прыгнул в речку.

И в этот момент верзила, выхватив рогатину из-за спины, с мостков пригнул ею к воде шею велосипедиста.

А затем вдавил голову и все тело под воду.

Он напрягаясь держал рогатину, пока поверхность речки не успокоилась.

- Сам оступился и утонул, на корягу напоролся, - проронил Вова Новый.

- Товар заберем? - спросил верзила.

- А товар оставим здесь, - Вова Новый был категоричен.

- Меня жлоба давит, - слабо возразил верзила и перешагнул лежащий под грузом велосипед.

- А идти по мокрому - не давит? - Вова Новый прятал пистолет под пиджак.

Верзила согласно кивнул и зашвырнул рогатину подальше в воду.

- Ну-ка, покаж. - Вова Новый сам поднялся с корточек и взял листочки из рук Севы.

Он стоял у сарая и перебирал страницы, а Сева с тревогой наблюдал за выражением лица Нового.

- Молоток, - одобрил Вова Новый, вывернув губы, отчего лицо приняло брезгливое выражение, - молоток, что кликухи заменил, а иначе - стук... все по правде. В Москву поедешь? Фарт ловить?

- Поеду, - сказал Сева, как о давно решенном.

- Только учти: в столице мира правды не любят, ни на бумаге, ни в толковище, - предупредил Вова Новый.

Сева передернул плечами.

- Я - не салага. Соображаю...

- Но все равно, ты - молоток, - поддержал Севу Бадай, вмешавшись в разговор, - вырастешь - кувалдой станешь!

Бадай поднял с земли гитару и под парочку блатных аккордов запел:

Заболеешь, братишки, цингою

И осыпятся зубки твои,

И в больницу тебя не положат,

Потому что больницы полны.

Там же, братцы, конвой заключенных,

Там и сын охраняет отца,

Он ведь тоже свободы лишенный,

По приказу убьет беглеца!

Рецензент держал картонную папку в одной руке и, похлопывая другой по обложке, растолковывал Севе, сидевшему рядом на скамейке в сквере Литинститута: