Георгий Марягин - Стратег и зодчий

Дорогой мэтр!

Вы, конечно, негодуете на меня за долгое молчание, но я был на передовых позициях Северного фронта. Я слышал прямые высказывания о том, что пора кончать войну. Армии уже несколько месяцев стоят на одних и тех же позициях. Все призывы Временного правительства готовиться к наступлению встречаются бранью, ненавистью и насмешками.

«Биржевые Ведомости» — эта русская «Матэн» — напечатали выступление военного министра Временного правительства Верховского о том, что армия разложена и воевать не способна.

Сегодня я встретил Вашего старого друга и поклонника Садуля. Он приехал в составе военной миссии. Садуль рассказывает, что всюду, где ему удалось побывать и поговорить с людьми разных сословий, он слышал мечты о мире.

Керенский не способен начать переговоры о мире. Он продолжает витийствовать, защищая войну. Сегодня в «предпарламенте» я слышал речь Керенского. Он призывал все партии поддержать его. Я впервые видел премьер-министра. Все его жесты, его одеяние, его манера говорить — карикатурны. Он не может внушать доверия. Он перепуган. Тем более что в газетах появились заявления большевиков Каменева и Зиновьева о готовящемся восстании. О восстании?! Петроградские улицы заполнены людьми, открыты магазины, рестораны, кафе, город настроен мирно.

Вечером в ресторане гостиницы «Франс», где живут зарубежные журналисты и члены военных миссий, меня познакомили с руководителем американского Красного креста полковником Робинсом. Когда зашла речь о Керенском, он взял рюмку, опрокинул ее и постучал по ножке: «Керенский весь вылит, его нет. Мистер Нокс даже не упомянул его имени на последнем совещании у нас в Красном кресте. Если министр-председатель не достоин упоминания, ему пора уходить. Но Керенский сам не уйдет, пока его не вытолкнут».

Мне приятно писать Вам, дорогой мэтр: все мы немножко самолюбивы. Я пишу Вам специально по-русски для того, чтобы получить единицу за знание языка.

Мой дорогой профессор!

В Петрограде произошел переворот. В течение одной ночи! Вчера мне казалось, что страхи Керенского перед захватом власти большевиками являются страхами обреченного человека. В одну ночь власть перешла к большевикам. Никто из офицеров и корреспондентов, живущих в отеле «Франс», до утра не знал, что город уже в руках большевиков. Ночью они заняли один за другим вокзалы, правительственные учреждения. Они сжали кольцо вокруг Зимнего дворца, где отсиживалось Временное правительство. Утром, выйдя из гостиницы, мы увидели грузовик, с которого сбрасывали прокламации о том, что вся власть в руках Военно-революционного комитета при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов. Керенский бежал из Зимнего дворца в те часы, когда печаталось это обращение.

Днем на Неве появились военные корабли из Кронштадта.

Зимний дворец стал ловушкой министерских крыс.

Смольный гудел.

Ровный и мощный гул, как шум леса под верховым ветром, походил на органную фугу. Она настраивала каждого, кто входил в старинное здание, овеянное радостью свершений, нарастающих после великой ночи Октябрьского переворота, на торжественный и радостный лад.

Запахи пота и земли властно вошли в Смольный. Их принесли сюда новые люди нового государства.

В коридорах, вестибюлях, на лестничных маршах двигался и шумел народ.

Ленин шел, вслушиваясь в разномастный гомон. Пробиться сквозь сутолоку в коридорах было делом нелегким. Их заполнили вестовые, командиры частей, уполномоченные заводов. Мало кто обращал внимание на крепкого коренастого человека, которого можно было счесть заводским мастером.