Георгий Марягин - Стратег и зодчий

— Пока у нас еще есть возможность, — вступил в разговор Суханов, — мы обязаны разоблачать единовластников, доморощенных Робеспьеров и миротворцев. Нам нужно защитить рабочий класс. Можно ожидать всего, что угодно. Любых декретов. Пока еще не закрыли нашу «Новую Жизнь», будем говорить то, что думаем, то, что переживаем. Вы, Юлий Осипович, предлагаете блок партий. Нужно подумать, с кем блокироваться. В Москве формирует какое-то правительство Родзянко. Это копия коалиции Керенского. Говорят, что избранный атаманом Всевеликого войска Донского Каледин послал к Москве и Петрограду эшелоны. Не люблю военных, ненавижу казацкую нагайку. Как бы они снова не засвистели над головами рабочих и крестьян. Чью власть признает деревня, кого изберет себе в правители мужик — дело сложное. Как сказал один поэт, на Руси «есть мужик и мужик, я тогда мужика уважаю, коли он не пропьет урожаю».

— Что же предлагаете делать вы, делать, а не говорить? — Мартов поднялся с дивана, опять забегал по кабинету.

— Объединить силы демократии. Сплотить их, — спокойно ответил Суханов. — Мы найдем общий язык. Все — меньшевики, левые и правые эсеры. И прежде всего с левыми эсерами. Это сегодня самая массовая партия.

— Партия от земли, — поддержал Мартова Десницкий.

— Горький хорошо сказал: «Смешны эти представители деревни, никогда не пахавшие и не сеявшие», — усмехнулся Базаров.

— Но прежде всего нужно обнародовать наше обращение. — Мартов подошел к столу. — Захват власти большевиками путем военного заговора является насилием над волей демократии и узурпацией прав народа. Вы намерены печатать наше обращение?

— Напечатаем, — заверил Десницкий. — Мы информируем общественность о мнении всех партий.

В кабинет вошла сотрудница редакции, протянула Десницкому телеграмму.

— Вот и начинается областная свистопляска. Получайте сенсацию для подверстки, — сказал Десницкий, передавая телеграмму Базарову. — Генерал Каледин объявляет, что войсками, а стало быть, им, принята власть в Донской области.

Черный лимузин с трехцветным флажком на радиаторе въехал на Лафонскую площадь и остановился у Смольного.

Из машины вышел невысокий офицер. На ломаном русском языке сообщил пикетчикам, что он — капитан Жак Садуль, сотрудник французской военной миссии и ему необходимо встретиться с «комиссаром дю пепль» Троцким.

Вызвали помощника коменданта.

— Что ж, пойдем искать наркома, — сказал он и жестом позвал капитана за собой.

Они шли по сумрачному коридору, забитому солдатами, рабочими, крестьянами.

Помощник коменданта показал на дверь ближайшего дортуара и, распахнув ее, доложил Троцкому, что к нему пришли.

— Рад, — протягивая руку Садулю, сказал по-французски Троцкий. — Чем обязаны вашему визиту?

— Наше посольство, — сказал Садуль, — просит разъяснить некоторые вопросы в связи с опубликованием декрета о мире. Нашему посольству неясно, какие акции предпримет новое правительство России в том случае, если страны Согласия откажутся заключать мир. Кроме этого, наше посольство просит более подробно прокомментировать формулу «демократический мир».

— В нашем декрете о мире, — отделяя одно слово от другого, стал объяснять Троцкий, — ясно сказано, что мы предлагаем всем странам Согласия добиваться перемирия и обнародовать тайные договоры. Мы прекращаем политику тайной дипломатии, которую осуществляло царское правительство. И отныне все переговоры будут вестись гласно. Этого, без сомнения, не сделают страны Согласия, — Троцкий насмешливо посмотрел на Садуля.

— Следует полагать, Советское правительство считает, что страны Согласия должны опубликовать идентичные декреты о мире?

— Мы ничего не диктуем суверенным странам. Мы отдадим приказ главковерху генералу Духонину начать переговоры с немецким командованием о перемирии.

Садуль, слушая Троцкого, наблюдая выверенные, четкие жесты, вспомнил, как кто-то из журналистов назвал Троцкого «провизором со взглядом черта». «Скорее, самодовольный актер в роли черта», — подумал Садуль.

— Посольство Франции может не тревожиться, — после паузы дополнил Троцкий. — Перемирие может быть, но мира в ближайшее время не будет.

— Зачем же тогда перемирие?

— Время покажет зачем. Вы ведь ни в коем случае не пойдете на заключение мира, который мы предлагаем. Для вас наше правительство, скажем прямо… и странное, и случайное, и, безусловно, непонятное.