Майкл Ридпат - 66 градусов северной широты

Он сильнее сжал пальцы. Исак хрипел, силясь вдохнуть. Зрение у Бьёрна начало слабеть. Он заставил себя сосредоточиться на Исаке, не разжимать пальцы хотя бы несколько секунд, но силы уходили из его рук, из его тела.

Исак это видел. Он рванулся, и пальцы Бьёрна разжались, рванулся еще раз, и Бьёрн отлетел в сторону. Он лежал спиной во мху и тяжело дышал. Исак рядом с ним ловил ртом воздух с мучительными спазмами. Но с каждой секундой Исак становился сильнее, а Бьёрн слабее.

Бьёрн опустил взгляд на ручку ножа, торчавшую из его груди. Как ни странно, боли все еще не ощущалось.

Исак наклонился к нему и выдернул нож.

Бьёрн закричал. Это было больно. Адски больно. Но вскрик его прозвучал лишь чуть громче хрипа.

Он попытался встать на ноги. Но не смог.

Он пошевелил губами, силясь прогнать воздух через голосовые связки.

— Иди сюда, ублюдок!

Но это был только шепот.

Синдри хотел, чтобы ему предложили сигарету. С сигаретой было бы легче молча сидеть. На стене комнаты для допросов была красная табличка с надписью «Не курить», но был и окурок в белой пластиковой чашке на подоконнике. При желании эти скоты могли бы дать ему сигарету. Но просить он не собирался.

С тех пор как его привели в эту комнату, он не сказал ни слова. Не потребовал адвоката, он и без его совета знал, что нужно молчать. Оставалось не так уж много времени, всего несколько часов, а потом можно поговорить. Но до тех пор нужно сидеть молча.

Сейчас говорила чернокожая. Лысый неотрывно смотрел на него. Он старался не сосредоточиваться на том, что она говорит, но все-таки слышал слова «Ингольфур Арнарсон». Будь они поумнее, уже догадались бы, кто это. Будь Синдри поумнее, выбрал бы ничего не значащее прозвище. Остальные считали, что прозвище ни к чему, но оказалось, что это хорошая мысль. Он думал, откуда об этом узнала полиция. Может, его кто-то написал? Или они подслушали?

Синдри знал, что окажется в тюрьме. Но чем больше он думал об этом, тем больше ему нравилась эта мысль. Литла-Храун [18] Самая большая тюрьма в Исландии. вряд ли будет хуже его квартиры. Там будет общество, там, возможно, ему разрешат писать, и он станет знаменитым. Люди наконец обратят на него внимание.

В то утро, несмотря на похмелье, Синдри поместил на свой блог манифест. Получился он на удивление хорошо. Это был и призыв к оружию, и сущность его десятилетних идей. И когда он пойдет под суд, этот манифест прочтут люди во всем мире.

Накануне Синдри был очень разочарован митингом в связи с политикой, проводимой банком «Айссейв». Вот почему он так напился. Было ясно, что Исак прав: исландцы слишком мягки, благовоспитанны, чтобы выйти на улицы и сражаться. По крайней мере его слушала Ингилейф. Она красавица. Умница. Он думал, что ему повезет, но оказалось, что ее интересует не его тело, а мозги. Ничего: может, еще все впереди. Когда она узнает о его процессе по национальному телевидению.

В тюрьме это единственная проблема. Нет секса. Кого он дурачит? С его последнего секса прошло не меньше года. И он легко обходился без этого.

Может быть, Ингилейф?

Нет. Нужно примириться с тем, что несколько лет проведешь в заключении. Но кое для кого он будет героем. И со временем количество людей, верящих в его дело, наверняка возрастет. Он будет исландским Нельсоном Манделой.

— Что смешного? — рявкнул лысый.

Синдри не ответил, но перестал улыбаться. Ни к чему провоцировать их.

— Где Харпа?

«Не скажу, приятель».

— А Исак? — спросила чернокожая. — Где Исак? Они вместе?

«Не скажу и этого».

Но Синдри мысленно ответил на этот вопрос. Исак ищет Харпу с намерением убить.

Это не вязалось с представлением Синдри о себе как о народном герое. Нужно было как-то остановить Исака, позвонить Бьёрну, предупредить. Смерть Харпы будет бессмысленной. И Бьёрн прав: она совершенно невиновна.

Синдри мог посмотреть кому угодно в глаза и сказать — он гордится тем, что они сделали с Оскаром Гуннарссоном, с Джулианом Листером, что сделают с Ингольфуром Арнарсоном. Даже смерть Габриэля Орна можно оправдать.

Но смерть Харпы — нет. Убийство ее будет неоправданно. И он будет причастен к нему. Синдри беспокоил не закон: он понимал, что по закону он все равно убийца, — беспокоил народ. Он не сможет оправдать убийство Харпы перед народом. И перед собой.

— В чем дело, Синдри? — спросил лысый. — У тебя встревоженный вид. Мы знаем, что Бьёрн с Харпой. Исак тоже с ними? Или где-то в другом месте?