Майкл Ридпат - 66 градусов северной широты

— Конечно, иду, — ответил Синдри. — Хочу быть в центре событий.

Исак подался вперед.

— Послушай, Синдри. Я, так же как и ты, считаю, что капитализму приходит конец. Но если Маркс и Энгельс полагали, что капитализм погубит себя угнетением рабочих, то теперь оказывается, что он душит себя долгами. А здесь, в Исландии, долг слишком велик. Мы превысили кредит, мы должны выступить первыми. Но потребуется время, чтобы люди это поняли. Вот почему нам нельзя попадаться. Мы должны быть на свободе в течение ближайших лет, чтобы довести революцию до ее победного завершения.

Бьёрн терпеливо наблюдал за спорящими. У него не было революционных взглядов. На какое-то время эта идея показалась заманчивой, но по-настоящему он хотел лишь, чтобы мерзавцы, разорившие его страну, получили по заслугам. Не все, это невозможно, но достаточное их количество, чтобы всем стало ясно.

— Это возвращает нас к Харпе, — сказал Исак. — Нам нужен более надежный план действий.

— Какой? — спросил Бьёрн. — Уж не предлагаешь ли ты ее убить?

Исак уверенно смотрел в глаза Бьёрну.

— Конечно, не предлагает, — сказал Синдри. — Так ведь, Исак?

— Не предлагаю.

— Она совершенно невиновный наблюдатель, — сказал Бьёрн. — Джулиан Листер заслуживает смерти. Оскар ее заслуживал. Даже Габриэль Орн заслуживал. Но Харпа нет.

— Конечно, нет, — решительным тоном проговорил Синдри. — Давайте будем разбираться с этим после того, как покончим с Ингольфуром Арнарсоном.

Из «Жемчужины» договорились уходить по одному. Бьёрн ушел первым, у него были дела.

Синдри с Исаком смотрели на аэродром и на океан за ним.

— Ты же понимаешь, что нам нужно что-то делать с Харпой, — продолжал настаивать на своем Исак. — После того как он одурманит ее и куда-то увезет, она не будет молчать.

— Может быть, будет.

— Нет. Ты знаешь, что не будет.

— Исак, убивать ее нельзя. Бьёрн прав. Она невиновна. Я могу убедить себя в том, что убить Оскара или Джулиана Листера необходимо, что они заслуживают смерти. Но Харпа нет. Она, как говорится, не при делах.

— Синдри, все было бы прекрасно, если бы дела обстояли так, но ты знаешь, что они обстоят по-другому. Чтобы революция была успешной, ее вожди должны быть безжалостными. Ты это знаешь. Ты читал историю. Ленин, Троцкий, Мао, Че Гевара, Фидель Кастро, даже Африканский национальный конгресс в Южной Африке. Иногда, чтобы революция победила, должны погибать невиновные. Конечно, нужно сводить количество этих смертей к минимуму. Но отказываться от них нельзя. Если отказываешься, ты тем самым действуешь в ущерб народу.

— Да, но это Исландия, а не Россия.

— Синдри, я прочел твою книгу. Трижды. Она хорошая, очень хорошая. Мой отец член партии независимости. Он был министром. Я видел самодовольство правящей верхушки в Исландии, видел, как ее соблазняли капиталисты, видел, как одно из самых лучших, эгалитарных обществ в Европе превратилось в одно из самых несправедливых. Виновны в этом мой отец и его товарищи. Капитализм — это болезнь, и наша страна очень плохо ее переносит. Мы близки к смерти.

Синдри нахмурился.

— Синдри, миндальничать нельзя. Уж кто-кто, а ты знать это должен. Ты учил меня этому. После устранения Габриэля Орна мы перешли некую черту. После ликвидации Оскара Гуннарссона вернуться обратно нельзя. Мы преданы идее, и мы делаем все это во имя цели. Не предавай теперь эту цель. Иначе все, что мы сделали, превращается в пустую трату времени. Тогда мы действительно становимся просто убийцами.

Синдри покачал головой и сложил руки на груди:

— Я не хочу участвовать в убийстве кого бы то ни было. — И добавил: — Кого бы то ни было невиновного.

Исак улыбнулся.

— Хорошо. Займусь этим я. Мне, так или иначе, придется скрываться. Я вполне могу поехать в Грюндарфьордюр. Если я этого не сделаю, у революции нет шансов. Капитализм сокрушит Исландию. И это будет наша вина. Мы будем в ответе. Хочешь меня остановить?

Синдри не ответил. Он прятал взгляд от Исака.

— Я ухожу сейчас. Ты минут через десять.

Найти медсестру оказалось легко. Арни показал фотографию женщине в приемной Центральной больницы.

— А, ну так это Ирис.

Через несколько минут Арни в тихом углу одного из бесконечных коридоров разговаривал с женщиной с круглым лицом и вздернутым носом.

— Я помню его. Ему попал в глаза слезоточивый газ. Боль была сильной, такой газ не шутка. Он обратился ко мне с совершенно нелепой просьбой, мол, чтобы положила два сырых бифштекса ему на глаза. Он сказал, что знает, где их взять. И был очень настойчив.