Владимир Тодоров - Пятый арлекин

«Шут я гороховый, вот кто! — совсем уж неожиданно и зло подумал о себе Рожнов, — я ведь умнее их, а они меня за клоуна держат. „Кажется, кое-кто забыл о своих обязанностях!“ Ничего, придет срок — они у меня попляшут! — эта безотносительная угроза немного успокоила его, — а Сашенька молодец, все что хотела в лицо им бросила. Вот бы мне такую жену, и я может быть стал бы другим, перестал бы ходить к этим… — он не подобрал нужного слова и снова переключился на мысли, которые у него возникли в самом начале. — А ведь Вероника неспроста отсутствовала… — и вдруг с прозорливостью душевнобольного догадался, что ходила его Вероника Матвеевна к кому-нибудь из троих: Неживлеву, Краснову или Карнакову, потому и в ванную сразу же забралась, полезла отмываться от грязи и скотства. — Ах ты потаскуха! — внезапно заорал, уязвленный своими подозрениями Рожнов, спрыгивая с дивана. Голова Вероники при этом прыжке завалилась навзничь, она проснулась и не могла сразу понять, где она и что происходит, а ей так было только что хорошо и уютно. — Шлюха! — надрывался Рожнов с пеной на губах, — где была?! Думаешь я не знаю, что Карнаков назначил тебе свидание?! — Он назвал фамилию Карнакова наугад и увидел по глазам Вероники, что попал в самую точку и догадываться уже ни о чем не нужно, и так все ясно. — Так я прав?! Дрянь! Дрянь! Дрянь!»— он наклонился над пытавшейся подняться Вероникой и хлестал ее по щекам, потом принялся душить, чувствуя в своих слабых, не привыкших к физической работе, руках неожиданную остервенелую силу. И только когда Вероника стала задыхаться и хрипеть, отпустил ее и с ужасом принялся всматриваться в свои пальцы, будто увидел в них что-то для него необычное. Вероника молча сползла с дивана и, став на колени, пыталась растереть шею, потом неловко поднялась и, не говоря ни слова, подошла к шкафу и стала собирать свои вещи.

— Вероника! — простонал в ужасе Рожнов, — ты что это делаешь? Боже мой, что я натворил!.. Прости меня, умоляю, прости, прости… — как у всех слабых и безвольных людей приступы ярости у него быстро сменялись депрессией и самоуничижением. Он ползал вокруг Вероники на коленях, но она молча пнула его ногой, даже не поглядев куда попала и без желания ударить больнее, пнула просто, как пинают надоевшую комнатную собачку. Рожнов попытался поцеловать эту унизившую его ногу, но вновь ощутил прилив ярости. — Так это все-таки был Карнаков? Я убью его, немедленно! Все, я так решил. Отсижу сколько положено и вернусь человеком, который ничего не боится. Тогда вы у меня все попляшете, будете знать, на что я способен! — Рожнов лихорадочно принялся одеваться.

Вероника на мгновение прекратила свое занятие и насмешливо повернула голову в сторону суетящегося Петра Николаевича: ненависти во взгляде не было — презрение и жалость, только эти чувства вызывал человек, которого совсем недавно она почти что боготворила.

— Не забудь взять шариковую ручку! — ехидно бросила Вероника Матвеевна, — как я понимаю, ты собираешься его убить своим гениальным словом, на большее вряд ли способен. А впрочем, зря стараешься, — добавила она совсем неожиданно, — у меня с ним ничего не было. Ни-че-го. Свидание не состоялось по независящим обстоятельствам. И вообще, я его презираю — обыкновенный бабник и болтун, только с другим оттенком. Потому почти и провел меня. Все вы одинаковые, ты — не лучше, если не хуже…

— Вероника, родная, — прошептал Рожнов, опять падая на колени, — умоляю не уходи. Мы завтра же оформим наш брак юридически, у нас будет хорошая семья, мы создадим крепкий семейный очаг… — Рожнова, как обычно, профессионально понесло на словоблудие, он пытался, не вставая с ослабших колен, впихнуть платья Вероники обратно в шкаф. Она же сопротивлялась, но как-то вяло, понимая, что уходить в принципе некуда, а тут, хотя и не квартира Неживлева, которая так поразила ее, но надежная крыша и не менее надежный Петр Николаевич, который наконец-то полностью подчинен ей, сломлен, и будет рабски выполнять все капризы своей Вероники в меру своих финансовых возможностей. А если его покрепче взять в руки и засадить за машинку, то он вполне сможет зарабатывать в два раза больше. Она лениво сделала вид, что уступила настойчивым просьбам Рожнова, не забыв его обещания зарегистрировать брак официально, пусть не завтра, потому что это невозможно, но в самом ближайшем будущем. Она лежала на диване охая и растирая шею, растравливая свое воображение сценами мести Карнакову, и даже несколько раз ударила сжатыми в кулак пальцами в спинку дивана. В это же время несчастный Петр Николаевич метался между кухней и своим бесценным «сокровищем», предлагая чай и бутерброды, или же панически хватал полотенце, пытаясь соорудить нечто вроде компресса и приложить к шее Вероники. Примирение все же состоялось, причем Петр Николаевич и сам не заметил, как пообещал дополнительно к уже сказанному купить к свадьбе золотой браслет.