Паула Гослинг - Кобра

Он убрал руку от лица Клер. Дрожь еще раз сотрясла его, но Майк смог ее подавить. Клер обняла его еще крепче, и ее теплое дыхание проникало сквозь свитер. Майк зарылся лицом в ее мокрые волосы, ощущая вкус дождя на губах.

– Все будет хорошо, крошка. Мы прорвемся.

– О Майк, я люблю тебя.

– И тебе все равно… чем… кем… я был?

Вопрос, который он твердо решил никогда не задавать, все-таки вырвался наружу во время очередного приступа дрожи.

– И кем когда-либо будешь. Я не могу это остановить, это часть меня. Ты часть меня, разве ты не видишь? И я часть тебя, – она засмеялась, захихикала на грани истерики, обдавая его щеку своим дыханием. – Если я часть тебя, ты не можешь быть плохим, я никогда ни к чему не присоединяюсь, если не уверена на сто процентов.

Его губы остановили ее, и он целовал ее снова и снова. Здесь и пришло настоящее тепло. На одну сумасшедшую секунду он чувствовал себя как вампир, высасывающий тепло вместо крови, а потом понял, что это не желание. Озноб превращался в лихорадку.

Началась следующая фаза.

Он настоял чтобы они двинулись в путь, и они снова отправились в спотыкающийся, слепой, слишком медленней поход, натыкаясь то на один, то на другой гигантский ствол, промокшие и промерзшие до костей. Он намеревался пойти в сторону, противоположную той, в которую направился Эдисон, затем повернуть к шоссе, где патрули и спасательные бригады уже, наверно, их ищут. Майк хотел уйти как можно дальше от Эдисона, пока был в силах. Но даже шторм не мог противодействовать его поднимающейся температуре. Все плыло у него перед глазами. Рев бури над головой напоминал жужжание насекомых в тропических джунглях, где он убивал и убивал. Малчек сознавал, что теряет связь с реальностью. Когда он что-то скомандовал Клер и она не среагировала, он поднял руку, чтобы ударить ее, но сообразил, что говорил на поросячьем английском. Зрение изменяло ему, и ориентация путалась, пока голова не зажужжала, как улей. Через некоторое время они наполовину упали, наполовину съехали в узкий каньон, по дну которого протекал журчащий ручеек. Склоны каньона полностью скрывались под развесистыми лапами папоротника, на ощупь напоминавшими меховой покров. В овражке ветер был гораздо сильнее, и Малчеку пришло в голову, что каньон, должно быть, вел прямо к морю. Дождь лил в полную силу, и они, не спасаемые от него деревьями уже через минуту насквозь промокли.

Каждый раз, когда ветка папоротника касалась его горящего лица, Малчеку казалось, что он одновременно находится и здесь и там, в далеком прошлом.

Клер споткнулась о корень и натолкнулась на Майка. Он инстинктивно поддержал ее, не совсем понимая, кто она такая, но любя ее.

В далеких джунглях босые ноги шагали по тропинкам. Тяжелые хлопчатобумажные крестьянские куртка и брюки до колен были свободными и удобными. Под ними не было заметно, как бледен он от страха.

– Майк, нам придется где-нибудь остановиться, ты весь горишь. Майк?

Он стоял на опушке бамбуковой рощи, тонкие серебристые листья шелестели вокруг него.

– Дальше конца этого оврага мы не пойдем, – твердо сказала Клер. – Мы найдем какое-нибудь место, где можно спрятаться.

Кто это был, девушка или старик? Майк остановился, его рука по кисть утонула в папоротнике. Боль поднималась в груди. Вдох – холодный воздух, выдох – горячий. Он ощущал себя пламенем в темноте, почти видел свое дыхание, горевшее в воздухе бледным мерцающим жаром.

Он был благодарен за темноту, отсутствие лунного света, мягкий бриз. Так много листьев, беседующих среди теней, что не слышно собственного дыхания. Винтовка оттягивала руку, все тяжелее и тяжелее. Но он поднял ее и увидел в прицеле, как старик в саду внезапно превратился во всех стариков мира. Даже когда пули вылетела из дула, он видел, своего отца, деда, всех, кого он когда-либо любил, стареющих и беззащитных. Через десять невыносимых секунд он смотрел на еще одну пустую оболочку, лежащую в центре растекающейся лужи. Смотрел на все свои жертвы. И это было неправильно. Он автоматически убил охранников, выскакивающих из дома, но и это было неправильно. Он плакал потому, что это было неправильно. Он просил прощения каждый раз, нажимая курок. Он зашагал прочь, все еще держа ружье в руках, но уже зная, что больше никогда не выстрелит из него. Только не так. Даже если они будут угрожать. Все равно, что они скажут.

– Смотри, в стене маленькая ниша. Пещера… Ну почти пещера… И здесь сухо.