Олег Игнатьев - Самый длинный месяц

Климов пролистнул свой блокнот, сверился со списком сотрудников психиатрической лечебницы и, придвинув его к Андрею, ногтем мизинца отчеркнул ее фамилию:

— Читай: Шевкопляс В .С . — санитарка кафедры психиатрии.

— С какого года? — не разобрал плохо пропечатавшуюся цифру Андрей, и Климов, присмотревшись, сказал, что это восьмерка.

— С мая 1988 года.

— Что и требовалось доказать! — обрадовался Гульнов и хватающе повел рукой, точно ловил муху. — Зацепочка гоп-стоп.

— Да, связи налицо, — откинулся на спинку стула Климов.

Андрей не усидел на месте и стал расхаживать по кабинету.

— Червонец связан с Витькой Пустовойтом, а тот — через отца — с лифтером.

— Своим дядькой, получается.

— А Фифильщик души не чает в дочке.

— И она просит…

— А он делает.

— И когда ключи оказываются в ее руках…

— Прежде всего, — не дал ему договорить Климов, — надо помнить, что у нее роман со стоматологом.

— И что это дает?

Андрей остановился, заложил руки за голову.

— А то, — поднялся в свою очередь Климов и включил верхний свет. — Наш разлюбезный кооператор, ценитель древностей и всяких там изящных безделушек, мог рассказать ей о существовании редчайшей книги. Может, даже прихвастнул своим особым знанием средневековых тайн.

— Сыграл на чисто женском любопытстве?

— Скорее всего, так.

— Тогда нам надо брать ее «за зебры», — опустил руки

Андрей и добавил, что неплохо бы увидеть ее мужа,

— Кто он у нее?

— Узнаем, — кладя руку на телефонную трубку, ответил Климов и вздрогнул от неожиданного резкого звонка, — так и заикаться начнешь, чего доброго.

Звонила Легостаева.

— Скорее приезжайте, — забыв поздороваться или хотя бы сказать «добрый вечер», выпалила она в трубку. — Я вас жду.

— Куда? — без всякой охоты спросил Климов и услышал адрес: — Артиллерийская, восемь.

— Зачем?

Этот адрес называл Червонец.

— Я отыскала сына.

Климов хмыкнул. Это уже было слишком. По всей видимости, он свалял дурака, когда дал согласие на розыск Легостаева.

— Елена Константиновна…

— Поверьте, это он! — голос был взволнован донельзя. — Я выследила их!

— Кого? — намеренно затягивая паузу, протянул Климов, чтобы его беспокойная просительница могла почувствовать нелепость своего предположения.

— Да их же, их! — возбужденной скороговоркой зачастила на другом конце провода Легостаева и горячечно стала божиться, что выследила сына и того, в бурачной кепке. — Приезжайте, умоляю!

Климов представил себе болезненное возбуждение несчастной женщины и, не зная, каким образом можно убедить ее не терять голову и не пороть горячку, ровным тоном здравомыслящего человека обещал подъехать.

— Сами-то вы где находитесь?

— Здесь, на углу, из телефонной будки…

— Оставайтесь там.

Слушая ее сбивчивую речь, он мысленно увидел ее под мелким холодным дождем возле чужого дома и подавил в себе чувство досады, кивком пригласив Андрея следовать за ним.

— Куда?

— Да к этой… сумасшедшей.

Серая густая морось позднего предзимья, сразу остудившая их лица, усилила ощущение бессмысленности предстоящей «очной ставки», и Климов, отворачиваясь от знобящего ветра, угрюмо проворчал, что самое мудрое, это выслушать женщину и сделать наоборот.

Гульнов посчитал излишним комментировать этот банальный, как грехопадение Адама, способ мужского самоутверждения и молча сел за руль.

Климов устроился рядом.

Фыркнув, как застоявшийся конь, их «жигуленок» сорвался с места и, прошибал светом фар сырую мглу дождя, напомнил им о том, что работают они не абы где, а в уголовном розыске, и что люди, которых необходимо постоянно подталкивать, находят более тихие гавани. Хотя дело свое Климов любил и старался работать на совесть, он вынужден был признать, что давно не испытывал такой раздвоенности, какая овладела им с тех пор, как он принял заявление от Легостаевой. Он вроде бы и не надеялся на мало-мальский результат и одновременно стремился помочь несчастной женщине. Нельзя сказать, что эта раздвоенность объяснялась одним переутомлением, к которому он, кажется, привык… нет, туг что-то иное…

Улица Артиллерийская встретила их зыбким иссякшим светом покосившегося фонаря. Около четвертого дома по четной стороне, довольно далеко от телефонной будки, они заметили фигуру Легостаевой, которая стояла у калитки под дождем, как часовой.

— Вот и возьми ее за рупь шестнадцать, — неприязненно заметил Климов и, оставив Андрея за рулем, вышел из машины.